Пол (Пауль) Фейерабенд – американский философ австрийского происхождения, создатель направления в современной философии науки, получившего название «методологический анархизм». Ранний период его творчества характеризуется философской позицией, довольно близкой философии Поппера. Как и Поппер, он критикует дедуктивный кумулятивизм, переводимость языка одной теории в язык другой. Фейерабенд выделяет два основных принципа дедуктивного кумулятивизма: 1) принцип дедуцируемости, утверждающий, что более ранняя теория может быть дедуктивно выведена из более поздней теории, 2) принцип инвариантности значения, согласно которому значения выражений более ранней теории сохраняются в языке более поздней теории.
Критикуя первое положение дедуктивного кумулятивизма, Поппер отмечает, что из этого принципа должна следовать совместимость более ранней и более поздней теории, в то время как в реальной истории науки теории могут быть несовместимыми. Например, в физике Аристотеля существовала так называемая теория импетуса – остаточной силы, продолжающей действовать на тело после броска. Именно эта сила обеспечивает движение тела после броска. В физике Галилея-Ньютона, пришедшей на смену физике Аристотеля, после броска на тело сила не действует, и тело продолжает свое движение по инерции. Итак, в физике Аристотеля доказуемо утверждение: «На тело после броска действует сила». В физике Ньютона доказуемо противоположное утверждение: «На тело после броска не действует сила». Эти два положения взаимно отрицают друг друга, делая содержащие их теории несовместимыми. Но несовместимые теории не могут быть дедуктивно выведены друг из друга. Заметим, правда, что если посмотреть на эту проблему глубже, то разница окажется не столь непереходимой, как это представляет Фейерабенд. Дело в том, что в физике Аристотеля сила пропорциональна скорости, а в физике Ньютона – ускорению. Поэтому здесь одним словом «сила» называются две разные вещи. Если же обозначить их разными терминами, например, аристотелевскую силу – как «А-силу», ньютоновскую – как «Н-силу», то, точнее говоря, следует сказать, что в физике Аристотеля доказуемо положение «На тело после броска действует А-сила», а в физике Ньютона – положение «На тело после броска не действует Н-сила». При таком уточнении эти два положения перестают быть несовместимыми. Более того, первое утверждение может быть сохранено и в физике Ньютона, если А-силу перевести в этой физике как Н-импульс (ньютоновский импульс). Тогда одновременно верно, что после броска у тела есть Н-импульс и нет Н-силы – оба положения оказываются совместимыми. Хотя, конечно, они совмещаются не столь просто, как это предполагалось дедуктивным кумулятивизмом.
Возражая второму принципу – принципу инвариантности значения, - Фейрабенд утверждает, что значение термина по большому счету является функцией всей теории в целом, поэтому смена теории должна будет повести и к смене значений всех ее выражений. Например, один и тот же процесс, несение чемодана, будет означать с точки зрения физики Аристотеля, преодоление стремления чемодана к своему естественному месту, находящемуся в центре Земли. В физике Ньютона это преодоление силы гравитационного взаимодействия между чемоданом и Землей. Наконец, в общей теории относительности Эйнштейна несение чемодана представляет собой преодоление искривления пространства-времени вблизи поверхности Земли. Фейерабенд склонен рассматривать все эти смыслы одного процесса как совершенно различные, не соотносимые друг с другом. Заметим и здесь, что возможно согласование всех этих смыслов, выставляющих их как разное представление одного и того же. Например, естественным местом чемодана в физике Ньютона можно считать его состояние с минимальной потенциальной энергией, которое как раз достигается по направлению действия силы гравитационного взаимодействия. В общей теории относительности понятие силы также не исчезает, но лишь оказывается проявлением искривления пространства-времени.
Фейерабенд, как мы видим, склонен заострять разного рода формулировки, доводить их до крайности и парадоксальности. Постепенно его философия развивается, становится более самостоятельной и приобретает своеобразный характер, во многом знаменующий итог развития постпозитивизма. Наиболее парадоксальным кажется здесь его знаменитый принцип «anything goes» («все пойдет»), «принцип вседозволенности», окончательно отвергающий идею критерия демаркации и утверждающий, что научное знание по большому счету ничем принципиально не отличается от ненаучного. Наука – та же религия, но по-своему обставленная, со своей догматикой и нетерпимостью к иному, своей претензией на власть со стороны касты ученых. Фейерабенд даже призывает отделить науку от государства, как это когда-то было сделано с религией.
Порою такая позиция американского философа преподносится слишком упрощенно, к чему, возможно, неоднократно подавал повод и сам Фейерабенд. Нам бы хотелось отметить здесь очень важный положительный смысл позиции методологического анархизма, о котором, к сожалению, не всегда упоминается в учебниках.
В рамках философии «методологического анархизма» Фейерабенд возвращает в философию науки ту замечательную идею, что наука никогда не может быть познана до конца, и никогда ни одна модель науки не в состоянии исчерпать живую, развивающуюся науку. А это значит, что любой научный метод, любая модель научного знания всегда обнаружит какую-то свою ограниченность, за пределами которой эти метод и модель окажутся противоречащими науке. У каждого метода и модели есть как бы свой интервал моделируемости, о чем мы уже писали выше в главе, посвященной методу моделирования. Модель адекватна только в рамках этого интервала и перестает быть таковой вне его пределов. Следовательно, все модели науки условно научны – они научны только при условии интервала моделируемости. Сами по себе модели науки вообще лежат по ту сторону науки и ненауки. Следовательно, необходимо еще нечто, что позволит их сделать научными. Таким нечто является «движение целого», которое может ощутить только живой ученый и который только в состоянии определить, адекватна та или иная модель этому целому в данный момент и в данных условиях, или нет. Наука есть форма целокупной Жизни, и только эта целостная жизнь, разделяясь внутри себя на живого ученого и живое знание, способна произвести Науку. Фейерабенд возвращает нам чувство мистической бесконечности научного знания и научной деятельности, что как поднимает науку до высот Жизни, так и сополагает ее с другими формами мистицизма, в том числе снижая ее до недостатков всякой человеческой мифологии.
Пытаясь последовательно провести свою позицию, Фейерабенд один за другим рассматривает все модели науки и пытается показать их интервал немоделируемости, т.е. найти некоторую систему условий, при которой модель перестает быть таковой. Это можно сделать, либо показав противоречия модели, либо применимость альтернативной модели. В этом метод анархизма вполне напоминает тотальный методологический скептицизм. На каждый тезис он ищет свой антитезис.
Установке ученого сохранять и развивать одну теорию Фейерабенд противопоставляет принцип пролиферации научных теорий, выражаемый в призыве умножать все более разные теории. В истории науки находил свое оправдание и этот принцип. Например, во времена развития квантовой механики новые теории были настолько отличными от идей классической физики, что Нильс Бор в качестве одного из критериев новых теорий выдвигал их «достаточную безумность». Кроме того, более разнообразный спектр теорий может позволить быстрее выбрать из них наиболее адекватную для описания фактов.
Принципу фальсифицируемости Поппера Фейерабенд противопоставляет «принцип прочности (консервации)», требующий от ученого разрабатывать теорию, не обращая внимание на трудности, которые она встречает. Часто ученые проявляют большое упорство в отстаивании своих теорий, несмотря на давление критики, и порою в итоге такая установка позволяет сохранить еще «ранимые» ростки нового знания, обнаруживающего свою устойчивость к контрпримерам только на достаточно зрелой стадии своего развития. Чтобы вырастить крепкое дерево, нужно вначале сохранить его слабое семечко.
Критикуя позицию Куна, Фейерабенд возражает против его абсолютного разделения нормальной науки и научной революции. С его точки зрения, элементы этих двух состояний научного знания постоянно присутствуют в его эволюции.
Возражая стереотипу разделения обыденного языка и языка науки, Фейерабенд предлагает взглянуть на обыденный язык как на некоторую своеобразную теорию, которая также может быть преодолена некоторой последующей теорией. До некоторой степени этот процесс, по-видимому, совершается в эволюции самого обыденного языка, который все более ассимилирует различные теоретические конструкции.
Не всегда верно и отношение несовместимости между научными теориями. Несовместимость – это вид отношения между теориями, в то же время теории могут быть настолько различными, что может теряться вообще какое-либо отношение между ними, как между различными парадигмами в философии науки Куна. А несоизмеримые, несравнимые, теории совместимы – так еще с одной стороны Фейерабенд возражает Попперу, подвергая сомнению отношение фальсификации.
Индукции можно противопоставить принцип, называемый Фейерабендом «контриндукцией». Он выражается в требовании разрабатывать гипотезы, несовместимые с твердо установленными фактами и хорошо обоснованными теориями. Что же, нужно, по-видимому, признать, что и такого рода установка ученого может быть плодотворной, если старые теории и факты слишком догматизируются и тормозят возникновение нового знания.
Многие философы науки, например Поппер, отрицательно относились к использованию так называемых гипотез ad hoc («по случаю»), т.е. гипотез, временно созданных для объяснения только некоторого частного случая и обладающих очень узким объяснительным и предсказательным потенциалом за пределами этого случая. Фейерабенд находит оправдание и этой методологии, не без оснований утверждая, что любая новая теория начинается в форме различных гипотез ad hoc, которые лишь впоследствии могут быть заменены более основательными проектами.
В конечном итоге, утверждает Фейерабенд, все может внести свой вклад в развитие науки как одной из форм культуры, в том числе даже ложь и обман могли играть здесь свою положительную роль. «Anything goes» - «все пойдет» в горнило жизни, все может послужить топливом для нее. И здесь у Фейерабенда звучит уже оттенок размывания всех границ, потери всякой определенности. Разверзается бездна хаоса и небытия. Фейерабенд начинает отрицать саму возможность истинного познания, и феномен науки теряет свой смысл. Постпозитивизм исчерпывает себя своим собственным отрицанием – если нет науки, то не нужна и ее философия, в том числе философия постпозитивизма.
Методы научного познания
Метод - это совокупность определенных правил, приемов, способов познания и действия. Метод - это система предписаний, требований, благодаря которым решается конкретная практическая или научная (теоретическая) задача. Метод дисциплинирует поиск истины, он экономит время и позволяет двигаться к поставленной цели кратчайшим путем. Таким образом, метод - это совокупность определенных способов, приемов, которые применяются в разных видах деятельности для достижения поставленных целей. Поэтому различают методы в науке, методы в политике, методы в производстве и т.д. Примером использования методов в промышленности и сельском хозяйстве являются производственные технологии.
Классификация методов может производиться по различным основаниям.
По степени общности и по широте применения методы научного познания делятся на три группы:
1. Философские методы
2. Научные методы
3. Общелогические методы
Философские методы отличаются всеобщим характером применения. Эти методы используются для анализа природных явлений, социальных процессов, закономерностей сознательной деятельности человека.
Традиционно выделяются два философских метода:
1. диалектический метод
2. Метафизический метод
Эти методы отличаются друг от друга в понимании проблемы связей в мире, а также в понимании проблемы развития.
При понимании проблемы связей метафизика рассматривает вещи, отвлекаясь от их связи с другими вещами. диалектический метод, напротив, призывает познавать вещи и явления, учитывая их связи с другими вещами и явлениями.
При понимании проблемы развития метафизика или игнорирует развитие познаваемого предмета или сводит развитие к простым количественным изменениям предмета. диалектика же полагает, что понять предмет можно, лишь учитывая тенденции развития этого предмета.
Философы-диалектики говорят: <<‘Истина конкретная. Истина в одних условиях может быть ложной в других условиях.
Кроме этого, развитие предполагает не только количественные изменения, но и качественные скачки, которые осуществляются при переходе от старого качества к новому качеству.
В ходе развития науки метафизика используется на этапе накопления научных фактов, а диалектика используется на этапе теоретического обобщенного практического материала.
Научные методы делятся на два уровня:
1. Методы эмпирического познания
2. Методы теоретического познания
Методы эмпирического познания реализуются в процессе научного опыта, где главная роль принадлежит чувствам.
К методам эмпирического познания относятся:
1) наблюдение - это целенаправленное изучение предмета на основе работы органов чувств без вмешательства в изучаемое явление;
2) эксперимент - это целенаправленное изучение предмета в специально созданных, искусственных и контролируемых условиях. Здесь предмет воспроизводится искусственно;
3) сравнение - это выявление сходных черт или различий предметов;
4) описание - это фиксирование результатов опыта, наблюдения или эксперимента с помощью специальных систем обозначения. Описание осуществляется с помощью схем, таблиц, диаграмм и т.д.;
5) измерение - это выполнение познавательных действий с целью нахождения количественного, числового измерения величины.
Методы теоретического познания предполагают ведущую роль мышления в процессе научной деятельности.
К методам теоретического познания, в частности, относятся:
1) формализация - это отображение научного знания с помощью знаков и символов, то есть с помощью формализованного языка. При формализации рассуждения о предметах заменяются операциями со знаками, что наглядно проявляется в математике или символической логике.
Однако не все науки можно уложить в русло формализации. К примеру, философия или культурология не поддаются формализации. данный метод плодотворен, прежде всего, для естественных и технических наук.
2) аксиоматический метод - это выведение знания из некоторых исходных положений - аксиом. Аксиомы - это положения, которые очевидны и не требуют доказательств.
Общелогические методы являются общими для эмпирического, теоретического, философского познания, а также для других видов познавательной деятельности.
Общелогические методы включают в себя:
1) анализ - это мысленное разделение предмета на составные части;
2) синтез - это мысленное объединение частей в единое целое;
3) абстрагирование - это мысленное выделение самых главных, самых существенных сторон, качеств предмета. Примером абстрагирования может быть утверждение о том, что существенным качеством растений является способность к фотосинтезу;
4) идеализация - это мыслительная операция, связанная с образованием идеализированных объектов, которые не существуют в действительности (точка, идеальный газ, абсолютно черное тело, добро, справедливость, честь и т.д.);
5) моделирование - это метод исследования объектов и предметов на основе их заместителей - моделей. Модель - есть аналог определенного фрагмента действительности. Модель замещает оригинал в процессе познания или практики.
Различают два вида моделирования:
Материальное (предметное) - модель самолета, корабля и т.д.;
Идеальное (мысленное) - моделирование той или иной ситуации в сознании. В связи с развитием компьютеризации этот метод получает все большее распространение.
Методы научного познания можно сравнить с компасом, который указывает дорогу ученому. Ф. Бэкон сравнивал научный метод с факелом, который освещает ученому путь познания мира.
Пол Фейерабенд (р. 1924) - один из представителей постпозитивистской философии науки, оппонент и друг И. Лакатоса. Концепция науки П. Фейерабенда носит название «методологического анархизма» - по аналогии с анархизмом политическим.
Анархизм понимался П. Фейерабендом прежде всего как свобода от власти каких-либо методологических правил, о чем свидетельствует название его программной работы «Против методологического принуждения».
По П. Фейерабенду, методологических правил, которые не были бы нарушены (причем нарушены с пользой для развития науки), не существует. Хотя методология науки и выглядит правдоподобной и обоснованной, абсолютное большинство крупных научных открытий делается не по ее рекомендациям, а, чаще всего, вопреки.
Правила не обладают какой-либо истинностью. Их убедительность имеет не эпистемологические (эпистемология - раздел философии, изучающий источники, формы и методы научного познания, условия его истинности, способности человека познавать действительность), а психологические и культурные корни, - правдоподобным нам кажется то, что привычно, а привычно то, что было навязано в процессе прохождения через систему пропаганды существующей традиции. Поэтому руководствоваться правилами в научном исследовании нецелесообразно. Отсюда требование ГІ. Фейерабенда заменить все методологические рекомендации одной - «все дозволено!».
В противовес методологии принуждения П. Фейерабенд формулирует собственные «методологические» установки:
1. Контриндукция . Фейерабенд рекомендует «вводить и обосновывать гипотезы, которые несовместимы с хорошо обоснованными теориями или фактами», т.к. это работает на расширение научного кругозора: сопоставление альтернативных теорий позволяет лучше оценить каждую из них - со всеми ее достоинствами и недостатками. С этой же целью ученому стоит сохранять в поле зрения теории, давно утратившие свой авторитет.
2. Пролиферация (неконтролируемое размножение) теорий. Наличие многих конкурирующих теоретических систем гарантирует их постоянное совершенствование, а отсутствие «оппозиции» превращает доминирующую теорию в подобие мифа. Кроме того, размножение теоретических концепций влечет за собой и увеличение фактического материала.
3. Иррациональность обоснования. Цель - уравнять в правах логику обоснования теории и логику открытия. В позитивизме производство нового знания не подлежит никакому нормированию, тогда как на его обоснование накладывается ряд методологических норм и стандартов. Согласно П. Фейерабенду эта ситуация в корне несправедлива, поскольку каждая новая теория диктует свою собственную (а не стандартно традиционную) процедуру доказательства, в том числе и эмпирического. Специфика теории влечет за собой аналогичную специфику своего эмпирического содержания и наоборот.
4. Принцип несоизмеримости (строгой взаимосвязи логического аппарата теории и решаемых ею проблем и невозможность использовать их отдельно друг от друга или «привить» теоретический аппарат к неродственной ему проблематике) распространяется не только на различные научные теории, но и на сравнение науки с другими типами дискурса - мифом, религией и т. п.
Этические основы науки
Высокая роль и растущее значение науки в жизни современного общества, с одной стороны, а с другой - опасные негативные социальные следствия бездумности, а порой и откровенно преступного использования достижений науки повышают в наши дни требования к нравственным качествам ученых, к этической стороне научной деятельности. Научно-исследовательская работа требует от ее исполнителей соблюдение ряда принципов поведения в научном сообществе. Эти принципы определяются совокупностью морально-этических ценностей, присущих данному виду творческой деятельности. Их содержание сложилось исторически и совершенствуется самим научным сообществом в соответствии с условиями современности.
Научная этика - это совокупность установленных и признанных научным сообществом норм поведения, правил морали научных работников, занятых в сфере научно-технологической и научно-педагогической деятельности.
Основная идея этики науки была выражена ещё Аристотелем - «Платон мне друг, но истина дороже». С XIX века научная деятельность стала профессиональной.
В нормах научной этики находят свое воплощение, во-первых , общечеловеческие моральные требования и запреты , такие, например, как «не укради», «не лги», приспособленные к особенностям научной деятельности. Как нечто подобное краже оценивается в науке плагиат, когда человек выдает научные идеи, результаты, полученные кем-либо другим, за свои; ложью считается преднамеренное искажение (фальсификация) данных эксперимента.
Во-вторых , этические нормы наукислужат для утверждения и защиты специфических, характерных именно для науки ценностей . Американский социолог Р.К. Мертон предложил четыре основополагающих ценности.
Первая – универсализм: у беждение в том, что изучаемые наукой природные явления повсюду протекают одинаково и что истинность научных утверждений должна оцениваться независимо от возраста, пола, расы, авторитета, титулов и званий тех, кто их формулирует. Результаты маститого ученого должны подвергаться не менее строгой проверке и критике, чем результаты его молодого коллеги.
Вторая - общность , смысл которой в том, что научное знание должно свободно становиться общим достоянием. Публикуя результаты исследования, ученый не только утверждает свой приоритет и выносит полученный результат на суд критики, но и делает его открытым для дальнейшего использования всеми коллегами.
Третья - бескорыстность , когда первичным стимулом деятельности ученого является поиск истины, свободный от соображений личной выгоды (обретения славы, получения денежного вознаграждения).
Четвертая - организованный скептицизм : каждый ученый несет ответственность за оценку доброкачественности того, что сделано его коллегами, и за то, чтобы сама оценка стала достоянием гласности. При этом ученый, опиравшийся в своей работе на неверные данные, заимствованные из работ его коллег, не освобождается от ответственности, коль скоро он сам не проверил точность используемых данных. Из этого требования следует, что в науке нельзя слепо доверяться авторитету предшественников, сколь бы высоким он ни был. В научной деятельности равно необходимы как уважение к тому, что сделали предшественники, так и критическое отношение к их результатам.
Можно выделить следующие обобщенные этические принципы научной деятельности, которые признаются большинством ученых:
· самоценность истины;
· ориентированность на новизну научного знания;
· свобода научного творчества;
· открытость научных результатов;
· исходный критицизм.
Принцип самоценности истины подразумевает ориентацию исследователя и научной деятельности на поиск объективного знания, а не на личные, групповые, корпоративные или национальные интересы. Истина и только истина - основная ценность деятельности в сфере науки.
Новизна научного знания . Наука существует, только развиваясь, а развивается она непрерывным приращением и обновлением знания. Необходимость получения новых фактов и создания новых гипотез обуславливает обязательную информированность исследователя о ранее полученных в этой области науки знаниях.
Свобода научного творчества - идеальный, но не всегда реализуемый принцип научной деятельности. Для науки нет и не должно быть запретных тем, и определение предмета исследований есть выбор самого ученого. Любой результат должен быть внимательно проанализирован и оценен научным сообществом.
Всеобщность или открытость научных достижений . На результаты фундаментальных научных исследований не существует права интеллектуальной собственности, ибо они принадлежат всему человечеству. Автор и никто другой не может запретить использовать научные результаты или требовать какой-либо компенсации за их использование, кроме ссылки на авторство.
Исходный критицизм . Принцип, который подразумевает открытость для сомнений по поводу любых результатов научной деятельности, как своих собственных, так и публикуемых другими учеными.
Таким образом, в науке взаимоотношения и действия каждого из них подчиняются определенной системе этических норм, определяющих, что допустимо, что поощряется, а что считается непозволительным и неприемлемым для ученого в различных ситуациях. Эти нормы возникают и развиваются в ходе развития самой науки, являясь результатом своего рода «исторического отбора», который сохраняет только то, что необходимо науке и обществу на каждом этапе истории.
20 вопрос.
Разработка философии герменевтики как одного из направлений современной европейской философии была начата итальянским историком права Эмилио Бетти (1890–1970), а затем продолжена немецким философом Хансом Георгом Гадамером (1900–2002) в его работах «Герменевтический манифест» (1954), «Общая теория понимания» (1955), «Истина и метод» (1960). Гадамер реконструирует учение своих предшественников и создает философию понимания . В его определении это способ освоения мира человеком, в котором наряду с теоретическим знанием существенную роль играет непосредственное переживание («опыт жизни»), состоящий из различных форм практики (опыт истории), формы эстетического переживания, («опыт искусства»). Хранилищем опыта являются язык, искусство. Источниками опыта служат образование, предания, культурные традиции, осмысливаемые индивидом в обществе. Герменевтический опыт в учении Гадамера носит незавершенный характер, что, как он считает, является эпистемологической проблемой общества. При этом существенна роль самопонимания субъекта и его совпадение с интерпретацией, истолкованием своей экзистенции. Главный смысл понимания чужого текста философ видит в «перемещении в чужую субъективность». Поистине: понять другого невозможно, не ощутив себя на его месте! Гадамер в книге «Истина и метод. Основные черты философии герменевтики» продолжает метафизические традиции Платона и Декарта, отстаивает идею о том, что главным носителем понимания традиций является язык.
Основой герменевтики Гадамер считал так называемую понимающую психологию как способ непосредственного постижения целостности душевно-духовной жизни. Основную проблему герменевтики он сформулировал следующим образом: «Как может индивидуальность сделать предметом общезначимого объективного познания чувственно данное проявление чужой индивидуальной жизни?» Анализируя «чистое» сознание, Гадамер выделяет несознаваемый фон интенциональных актов, отводя герменевтике роль учения о бытии в традициях гегелевской диалектики. Он приходит к убеждению, что слишком тесная связь бытия со своим прошлым является помехой для исторического понимания подлинной сущности и ценности. Согласно Гадамеру, основу исторического познания всегда составляет предварительное понимание , заданное традицией, в рамках которой происходят жизнь и мышление. Предпонимание доступно исправлению, корректировке, но освободиться от него полностью невозможно. Безпредпосылочное мышление Гадамер рассматривал как фикцию, не учитывающую историчность человеческого опыта. Носителем понимания является язык, языковое понимание, раскрытое в трудах В. Гумбольдта.
Сознание – «нетематический горизонт» – дает некоторое предварительное знание о предмете, составляющее содержание «жизненного мира», лежащего в основе возможного взаимопонимания индивидов. По мнению философа, при любом исследовании далекой от нас культуры необходимо прежде всего реконструировать «жизненный мир» культуры, в соотнесении с которым мы можем понять смысл отдельных ее памятников. О бытии культуры вещают произведения поэтов – знатоков языка.
Основными понятиями философии Гадамера являются «практика», «жизнь», «слово», «диалог». Герменевтический опыт, т.е. перемещение в чужую жизнь, основан на стремлении понять «другого». В основе геменевтического опыта лежит предание, отраженное в фольклоре; опыт жизни, включающий прожитые события в поколениях, хранящиеся в народной памяти, в легендах, искусстве, культуре, в словоупотреблении. Искусство, считает Гадамер, способно дать философии жизни новый импульс. Культурные традиции способствуют самоосмыслению и интеграции личности в обществе, постулируя ее генетическую укорененность. Так совершается герменевтический круг, устанавливая связь поколений и их преемственность; отмечается эпистемологическая незавершенность герменевтического опыта (перемещения в чужую субъективность).
Гадамер пишет: «Опытный человек предстает перед нами как принципиально адогматический человек, который именно потому, что он столь многое испытал и на опыте столь многому научился, обладает особой способностью приобретать новый опыт и учиться на этом опыте. Диалектика опыта получает свое итоговое завершение на каком-то итоговом знании, но в той открытости для опыта, которая возникает благодаря самому опыту» .
Главное, что обретается в опыте, – готовность к обновлению, изменению, к встрече с «иным», которое становится «своим». Опыт переживаний, ошибок, страданий, разбитых надежд приводит к осознанию своих границ и одновременно к открытости конечного человеческого существа в свете всеобщего, универсального. Открытость опыта, знание того, что можно ошибиться, приводят к поискам истины через личностное постижение на основе собственного опыта. Но опыт – не только нравственное испытание, он испытывает «на прочность» наши умения. Опыт практичен. Он усмиряет фантазии, привязывает разум к действительности. На пути познания можно придти к истинному знанию и заставить природу служить себе.
Процесс понимания Гадамер делит на составные части. Он выделяет предпонимание , которое вырастает из обращенности к делу в виде предмнения, предрассуждения, предрассудка. В предпонимании замешана традиция: мы всегда находимся внутри предания, считает философ. Человек в восприятии текста позволяет ему «говорить». Если человек хочет понять текст, то он должен его «выслушать».
Герменевтик вторгается в субъективность человека. Понимание не есть перенесение в чуждую субъективность. Оно выступает в качестве расширения своего горизонта и обозрения иного «нечто» в правильных пропорциях. У Гадамера вещи не заговаривают лишь потому, что они не обладают умением говорить. В своем молчании, однако, они определяют строй языка, той среды, в которой человек живет. Вещь сохраняет себя в слове. Мышление есть экспликация слова.
Много внимания Гадамер уделяет пониманию прекрасного , которое для него есть Благо. Прекрасное в самом себе несет ясность и блеск, это способ явления благого, сущего, данного в открытом виде, в соразмерности и симметрии. Прекрасное – это венец понимания, его полнота.
Теоретическое наследие Гадамера противоречиво. В его книге «Истина и метод» отразилась цель жизни философа. В ней заявлено описание двух проблем – истины и метода. По этому поводу критики иронизировали: правильное название книги должно быть не «Истина и метод», а «Истина, но не метод». В одном из писем своему критику Гадамер писал: «В сущности, я не предлагаю никакого метода, а описываю то, что есть» .
В. А. Канке, исследовавший теоретическое наследие Гадамера, справедливо отмечает: «...За годы, прошедшие после выхода в свет „Истины и метода“, в полной мере выделена их историчность. Это существенно сблизило понимание естественных и гуманитарных наук. Противопоставление герменевтики естественным наукам потеряло былую остроту»
Идея реконструкции истории науки П. Фейерабенда сочетается с теоретико-методологическим плюрализмом. Как продолжатель ряда идей К. Поппера и других представителей исторической школы в философии науки, П. Фейерабенд подверг резкой критике методологию позитивизма и обосновал концепцию «эпистемологического анархизма».
П. Фейерабенд считает, что наука находится в равных правах со всеми другими видами познания – обыденным, религией, мифом, искусством и т.д., и фактически отвергает положение о том, что научное познание является высшей формой познавательной деятельности. На науку всегда оказывает влияние история и социокультурный фон, и поэтому она всегда выступает как идеология (в том числе и естественные науки). В тоталитарных государствах наука находится под наблюдением государства, и ее надо освободить от этого. Средством такового является теоретико-методологический плюрализм, а шире – «эпистемологический анархизм». Но данный анархизм П. Фейерабенд вовсе не уподобляет политическому анархизму. Он считает, что методология науки, набор ее норм носит, во-первых, конкретно-исторический характер и может и должна меняться. Во-вторых, каждая теория имеет свой набор познавательных норм,
и с заменой этой теории нормы также изменяются (это касается и характера деятельности ученых). В-третьих, при столкновении теории с новыми фактами (проблемная ситуация) нужна еще одна (или даже не одна) теория, которая придает факту опровергающее значение. В-четвертых, должен действовать методологический принцип пролиферации (размножения) теории, согласно которому ученые должны создавать альтернативные теории по отношению к господствующим, что дает ход научной критике и ускоряет развитие науки. В-пятых, альтернативные теории несоизмеримы, так как каждая теория устанавливает свои собственные нормы.
П. Фейерабенд, критикуя «научный шовинизм», не отвергает роли научной методологии, утверждая, что наиболее адекватным для ее деятельности как творческого процесса является демократизм: свобода критики, свобода выбора методологических норм и правил, конкуренция теорий, ограничение государственного вмешательства во внутринаучный творческий поиск. Главное и важное для науки – недопустимость методологического принуждения.
П. Фейерабенд – американский ученый (США), родился в Вене, Австрия.
Годы жизни: 192–2004.
Основные работы: Против методологического принуждения; Избранные труды по методологии науки.
Темы докладов и рефератов
1. Основные особенности постнеклассической науки.
2. Глобальный эволюционизм как синтез эволюционного и системного подходов.
3. Социальные ценности и процесс выбора стратегий исследовательской деятельности в естествознании.
4. Роль науки в преодолении современных глобальных проблем.
5. Постнеклассическая наука и изменение мировоззренческих установок техногенной цивилизации.
6. Общее в идеях развития науки в концепциях
К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса, П. Фейербенда.
Глава 23
ЛИЧНОСТЬ УЧЕНОГО
Ученый
– человек, профессионально заинтересованно занимающийся научным познанием в той или иной области науки. Его вклад в науку оценивается научным сообществом. Иногда выработка адекватной оценки этого вклада занимает достаточно длительное время, особенно по отношению к новым фундаментальным идеям и теориям. Однако
в науке, как и в любом другом виде деятельности, гораздо больше массовой, стандартной, рутинной работы, результаты которой также оцениваются стандартным образом (экспертные заключения членов соответствующего профессионального научного сообщества, цитирование рецензии, статьи, патенты, лицензии и т.п.). Сегодня, в эпоху «большой науки», количество ученых во всем мире составляет около
10 млн человек. Подавляющее большинство из них живет и занимается научной деятельностью в развитых странах Европы, США, России, Китая, Японии и др., где наука является одним из главных приоритетов общества и государства.
Личность ученого впервые становится темой философских и науковедческих размышлений в эпоху Нового времени.
Новому времени свойственен пафос завоевания природы для превращения ее в орудие человеческих целей. Знание о природе становится главной ценностью Нового времени, которая ставится выше мудрости и веры. Но знание не обусловлено личностно. Если мудрость и вера для того, чтобы быть переданы, должны быть личностно представлены, продемонстрированы достойной, соответствующей мудрости и вере жизнью, то знание может быть просто сообщено. Ученый Нового времени, в первую очередь, открыватель нового знания, и лишь во вторую – просветитель и пропагандист этого знания. Для того, чтобы передать знание, совпадение учения и образа жизни не имеет принципиального значения.
Для Френсиса Бэкона, автора интеллектуального девиза Нового времени «Знание – сила», первого науковеда этой эпохи и человека далеко не беспорочной жизни, деятельность ученого выше деятельности воспитателя. Профессиональное дело ученого, по Бэкону добывать знание, воспитание же не является его прямой обязанностью, и не все
из них, безусловно, могут служить примером подражания для человека, стремящегося к благополучию и счастью. Недостатки, чаще всего встречающиеся в личности ученого и заслуживающие оправдания, по Бэкону, выглядят так: ученые предъявляют завышенные требования к нравственности сограждан; с трудом приспосабливаются к людям, с которыми приходится иметь дело или жить; не всегда заботятся о приличиях и проявляют бытовые чудачества. Но ученый обладает и безусловным достоинством, которое способно сделать его образцом для подражания – это деятельная активность. Деятельность, в противоположность созерцательности – нравственный идеал Нового времени. Полемизируя с античным возвышением созерцательности, Бэкон пишет: «Но люди должны знать, что в этом театре, которым является человеческая жизнь, только богу и ангелам подобает быть зрителями. Деятельная активность ученого может даже доходить до самоотречения, что является, по Бэкону, уже недостатком – впрочем, оправданным, так как интересы отечества и государства ставятся выше личных.
История науки позволяет увидеть, что тема личности ученого тесно связана с темой его индивидуального самовыражения в двух ипостасях: исследовательской и педагогической, учительской. Эту линию можно проследить, обращаясь к автобиографическим сочинениям известных ученых – как гуманитариев, так и естествоиспытателей.
Выдающийся русский философ Н.А. Бердяев полагал, что главное предназначение ученого – исследование мира
и человека в нем, а не преподавание. Н.А. Бердяев видит
в учительстве властвование и принуждение и по этой причине настаивает на своем отказе от учительской роли, хотя, как показывает его работа «Самопознание», фактически эту роль выполняет. «Самопознание» – одна из самых учительских работ Бердяева в том смысле, что в ней, безусловно, присутствует авторское самоопределение и оно окрашено в характерные для русского философского ренессанса тона: собственная индивидуальная жизнь понимается как микрокосм, то есть имеется в виду, что личная жизнь – это культурный атом, в индивидуальной биографии – отражается эпоха, и все, что произошло с миром, произошло и со мной. Своеобразие сочинения Бердяева в том, что это не просто размышление о событиях личной жизни. Собственная судьба становится для него предметом философии, а свое философское учение он объясняет особенностями своего характера, показывает, что философское учение вырастает из духовных качеств личности, выводит свою философию из себя самого. Темы одиночества, тоски, свободы, бунтарства, жалости, любви представлены и как личные темы, ставшие предметом интеллектуальной рефлексии.
Бердяев, как истинно русский философ, предлагает читателям понять время с помощью личной судьбы, поэтому он описывает свои духовные поиски на фоне культурной среды, религиозных, художественных и социально-политических течений, показывает, как отразились в его жизни революционные процессы, русский культурный ренессанс начала XX в., встречи с людьми разных сословий, ищущими истину.
Присутствует ли в работе Бердяева назидательное задание? На первый взгляд, наставления ясного и откровенного нет. Скорее, работа холодно-аналитична. Более того, Бердяев не раз пишет о том, что он не ставит учительских задач, что он не Учитель жизни, не отец отечества, не пастырь, не руководитель молодежи, что у него нет склонности возиться с душами людей, влиять на них, направлять их. Негативное отношение к учительской роли связано у Бердяева с трактовкой учительского характера, который понимается им как авторитарно-деспотический, склонный к насилию и сочетающий благожелательность и дар дружбы
с жаждой обладания чужими душами и подчинения их собственной воле. Но, несмотря на антиучительский пафос, «Самопознание» выполняет назидательную задачу потому, что в этой книге читателю последовательно представлена лаборатория самоисследования и самосозидания. Бердяев увидел
в познании самого себя начало философии и показал, что личная судьба и биография являются не только вoзмoжным, но и достойным предметом философской рефлексии.
Проблема предназначения ученого, переплетение этой проблемы с темой учительства возникает в творчестве
и жизни таких разных ученых и деятелей культуры XX столетия как А. Швейцер, М. Вебер, П.А. Сорокин.
Альберт Швейцер – феноменальный человек XX столетия в своей разносторонности – профессиональных занятиях теологией, философией, музыкой, медициной, равный титанам Возрождения, но в главных своих проявлениях – исследователь, религиозный проповедник и врач, то есть человек убеждающего слова и практического дела на благо людей.
Учительство выступает для Швейцера как осознанное желание послужить духовному развитию человечества.
В своей автобиографии он пишет: «Два переживания омрачают мою жизнь. Первое – осознание того, что мир представляет собой необъяснимую загадку и полон страдания. Второе – что я родился в период духовного упадка человечества. ...Моя позиция в этом мире – это позиция человека, который стремится сделать людей менее поверхностными
и морально более сильными, побуждая их мыслить». Эту позицию Швейцер последовательно проводил в жизнь словом
и делом. Будучи религиозным проповедником и занимаясь
с детьми, он учил тому, что полагал необходимым для достойной и нравственной жизни: «Моей целью, – пишет Швейцер, – было довести до них великие истины Евангелия
и сделать их религиозными людьми в такой мере, чтобы они были способны сопротивляться соблазнам нерелигиозности, которые будут преследовать их в жизни. Я старался также пробудить в них любовь к Церкви и сделать торжественный час воскресной службы потребностью души. Я учил их уважать традиционные доктрины, но в то же время твердо помнить слова св. Павла о том, что где дух Христа – там свобода». При этом Швейцер относился к проповедованию как к жизненной необходимости и видел в нем источник радости.
«На этих уроках, – вспоминает он, – я впервые понял, как много учительской крови унаследовал от своих предков».
Биография Швейцера содержит перелом, свойственный всем, кого можно назвать Учителями жизни: осознание необходимости слить воедино свои представления о достойной жизни с их практическим воплощением. «Я решил, что могу считать свою жизнь оправданной, если буду жить для науки и искусства до тридцатилетнего возраста, чтобы после этого посвятить себя непосредственному служению людям». Для Швейцера идеал человека и учителя – Иисус Христос, и он поступает, как его Учитель, в XX в. утверждая приоритет дела над словом. Практическая помощь людям в качестве врача выше проповеди, полагает Швейцер и ради дела жертвует столь любимым и желанным словом, интеллектуальным личным примером показывая, как следует жить.
А. Швейцер размышляет и об особенностях учительского и исследовательского характера, который он связывает со способностью к исканию духовных приключений. Но на такой поиск нужно иметь право: «Только тот, кто способен найти ценное в любой деятельности и посвятить себя ей
с полным пониманием своего долга, – только такой человек имеет внутреннее право поставить себе целью некую экстраординарную деятельность вместо той, которая естественным образом выпала на его долю. Только человек, предпочитающий делать само собой разумеющееся, а не из ряда вон выходящее, тот, кто и не помышляет о геройстве, но исполняет свой долг с энтузиазмом и одновременно с трезвым пониманием его безусловной обязательности, способен стать духовным искателем приключений, в которых нуждается мир».
Для ведущих социологов XX столетия и университетских преподавателей немца М. Вебера и русского П.А. Сорокина вопрос о предназначении ученого и педагога принимает форму вопроса о смысле собственной жизни.
Для М. Вебера, который видит предназначение университетского обучения прежде всего в воспитании, понятом
в самом широком смысле слова, и этим определяет роль университетов в судьбах человеческой культуры, важен вопрос: каково воспитательное значение моего преподавания? На него он отвечает в докладе, прочитанном в 1918 г. перед студентами Мюнхенского университета. Преподаватель, утверждает Вебер, не должен быть пророком, объясняющим, как надо жить, с него довольно интеллектуальной честности. Но поскольку Вебер размышляет о призвании преподавателя гуманитарных дисциплин, философии и социологии,
у него не получается обойти вопрос о смысложизненной предназначенности преподавательского ремесла.
Все же Вебер не свободен от учительских устремлений: преподаватель для него не просто добросовестный толмач,
и есть в его ремесле высшее предназначение. Оно в том, чтобы помочь студенту дать себе отчет в конечном смысле собственной деятельности. И коль скоро некая ценность, определяемая на роль ориентира и цели нашей деятельности, диктует вполне определенные средства ее достижения, учитель должен показать необходимость выбора целей и средств. «Такая задача, – пишет Вебер, – мне представляется отнюдь немаловажной, даже для чисто личной жизни, если какому-нибудь учителю это удается, то я бы сказал, что он служит "нравственным" силам, поскольку вносит ясность».
Для П.А. Сорокина, так же как и для М. Вебера, университет предназначен для сохранения гуманистических традиций культуры. В условиях великих социальных потрясений XX века он видит задачу своего преподавания в сохранении научной школы, которое имеет для П.А. Сорокина личный смысл: научная школа понимается им как продолжение себя, как самореализация, как возможность жить
в учениках, преодолевая собственную человеческую ограниченность во времени.
Важно отметить, что ученый, в отличие от философа,
по роду своих прямых занятий – не Учитель жизни. Пока он добывает знания и превращает их в «непосредственную производительную силу», об учительстве нет и речи. Но как только ученый начинает осмысливать роль знания, роль конкретных научных открытий (например, в области генетики или ядерной физики) в ценностном контексте эпохи, как только он начинает пропагандировать, пророчествовать, увещевать, призывать и т.п., то здесь он становится на учительскую стезю. В такой роли он авторитетен, так как причастен к знанию, скрытому от профанов и непосвященных. Ему известны нравственные последствия использования знания. Безусловно, что в роли Учителя жизни выступал, например, академик Сахаров.
Когда ученый водворяется на университетскую кафедру, перед ним сразу же возникает соблазн учительства. Критичный Макс Вебер, осмысливая деятельность ученого в роли педагога, развивает еще бэконовский мотив: не учительствуй, а преподавай! Не пророчествуй, а передавай знание! Вебер пишет: «Студенты приходят к нам на лекции, требуя от нас качества вождя и не отдавая себе отчета в том, что из сотни профессоров по меньшей мере девяносто девять не только не являются мастерами по футболу жизни, но вообще не претендуют и не могут претендовать на роль «вождей», указывающих, как надо жить». Действительно, способности и качества Учителя жизни встречаются весьма редко и от обычного преподавателя не требуются, а если эти качества есть, то мы имеем дело с чистой случайностью. Поэтому заниматься реализацией способностей к духовному наставничеству, коль скоро они случились, следует вне учебной аудитории: в личном общении со студентами, на собраниях,
в печати, в кружке и т.п. Что же касается обычного преподавателя, то от него, в первую очередь, требуется владение материалом и добросовестность. Ну а все, что сверх того – дар, способности, желание общаться – дается от Бога, редко, случайно и далеко не каждому.
Каковы же особенности личности ученого, увиденные современной социологией и психологией науки?
Как известно, личность – это человек, сформировавший себя как относительно замкнутую и развитую систему по отношению к окружающему миру. Личность ищет основания своего поведения прежде всего в самой себе. В этом смысле личность суть свободный и ответственный индивид. Противоположностью личности является конформистский человек – дитя, слуга и орудие внешних обстоятельств.
Если говорить о некоем идеале личности в науке,
о главных личностных особенностях ученого, то эта личность обладает развитым чувством свободы и потребностью в ней как в базовой ценности, самодостаточностью, самополаганием и умением принимать важные ответственные решения. Личности ученого свойственно ярко выраженное стремление к творческой самореализации, развитым чувством объективности прежде всего перед Истиной за принимаемые решения, готовностью отстаивать свои взгляды, несмотря на противодействие научного сообщества. Как показывают исследования в области истории и психологии науки, обладание способностями и научной эрудицией – необходимый, но не главный фактор успеха в научной деятельности. Успех в науке связан с развитием личностного начала, любовью к науке, преданностью Истине и верой в свое предназначение.
Характерной чертой творческой личности является креативность
– способность создавать существенно новое (знание, предметы, структуры, социальную реальность, культуру, эстетический мир, отношение человека к миру
и т.п.). Термин «креативность» впервые введен Дж. Гилфордом. Основные свойства креативности: 1) чрезвычайно развитая комбинаторная способность; 2) нацеленность на новое как главную ценность; 3) умение отбирать в короткие сроки значимые комбинации, отличая их от незначимых; 4) способность отдаваться во власть бессознательному и доверять ему; 5) жажда самоутверждения и способность к максимальной мобилизации для достижения нового. В основе любой креативности лежит метод проб и ошибок, основанный на определенном опыте, играющем роль фильтра при отборе значимых проб и устранения несущественных.
Не менее важным качеством ученого, чем креативность, является научная смелость
. Научная смелость – это способность, готовность и умение принимать научные решения в условиях риска, недостаточной определенности, отсутствие серьезных гарантий успеха, непросчитываемости всех возможных последствий, а в случае неудачи – недоброжелательства конкурентов и гонений власти. С другой стороны, стремление к новому знанию, новым истинам – главная цель науки. Новое знание основано на выдвижении новых гипотез, часто непривычных и идущих вразрез с общепринятым и опробированным знанием. Поэтому стремление к новому знанию в принципе невозможно реализовать без доли риска и возможности ошибаться. В науке успеха добиваются только смелые ученые. Смелые, но не полагающиеся лишь на удачу. Основания их решений более фундаментальны: 1) опора на известное науке эмпирическое
и теоретическое знание; 2) осознание необходимости решения проблемы несмотря на отсутствие гарантий успеха;
3) вера в свою интуицию; 4) готовность принести себя
в жертву в случае неудачи.
Смелость – необходимое свойство всякой личности,
в том числе и личности ученого. Без смелости прогресс
в науке невозможен. Ученый – тот, кто проживает жизнь
в науке
. В жизни ученого только в абстракции можно отделить его чисто профессиональные достоинства от личных качеств. Как показывают многочисленные биографии крупных ученых, выводы современной психологии состоят в том, что крупный ученый – это прежде всего сильная личность,
а не просто человек, обладающий большой научной эрудицией и одаренностью. Достижение и утверждение новой научной истины невозможно без сильной внутренней мотивации, «растворения» ученого в предмете исследования. Ученому необходима жажда самоутверждения с помощью научной деятельности, большая вера в свое предназначение. Жизнь в науке невозможна без трудностей и разочарований, но она порой приносит и радости побед, и признание со стороны коллег – профессионалов и общества.
Жизнь в науке с точки зрения ее экзистенциальных проявлений мало чем отличается от жизни в других сферах человеческой деятельности: те же свобода и обязанность выбора в каждом из действий, никогда не ясные до конца, последствия этого выбора. Так же, как и в других сферах, жизнь в науке предполагает строительство себя как профессионала и личности, которая прежде всего ответственна перед собой. Так же, как и в других областях деятельности,
в науке всегда существует неопределенность и недосказанность окружающей реальности как предмета и цели познания. Отсутствует в науке и абсолютная уверенность в правильности принятого решения, которая дополняется верой и надеждой в небессмысленность затраченных сил и времени, отпущенного судьбой.
В жизни ученого истина и мораль также не всегда находятся в полном согласии друг с другом, хотя большие ученые стараются, как правило, сблизить их друг с другом. (Аристотель, Архимед, Леонардо да Винчи, Дж. Бруно,
Н. Коперник, Г. Галилей, И. Ньютон, И. Кеплер, А. Эйнштейн, Н. Бор, И. Павлов, П. Капица и многие другие классики науки.)
В науке, как и в любой сфере жизни, ее истины не только доказываются и утверждаются, но и «проживаются» их творцами, становятся частью их жизни, требуя иногда для своего утверждения помимо рациональных аргументов еще и мужества поступка (Дж. Бруно, Н. Коперник,
Н. Лобачевский и др.). Новые научные истины – это не просто плод чисто рациональной деятельности рассудка и опыта ученых, а интегральный продукт их целостной жизни во всех ее измерениях. Таков неоспоримый вывод самой истории науки и ее современного философского осмысления.
Важнейшая задача ученого – внести вклад в науку . Научный вклад – это осуществленный исследователем прирост научных достижений или научной информации в области фундаментальной науки, прикладной науки, опытно-конструкторских разработок. Этот прирост может иметь форму научных публикаций (статей, монографий, учебников, докладов и тезисов, выступлений на конференциях), научных открытий, полезных моделей, опытно-конструкторских изобретений и разработок. В развитых странах уровень научного вклада каждого ученого имеет строгую количественную оценку, периодически определяется с помощью разного рода библиометрических методов и социологических опросов ученых и фиксируется в текущих рейтинг-листах, определяющих место ученого в иерархическом списке ведущих специалистов в каждой из областей научного знания.
Стремление ученого внести наибольший вклад в развитие науки и научного знания является одной из важнейших форм внутренней мотивации его деятельности. В прямой зависимости от научного вклада ученого находится его научный авторитет и значимость как эксперта.
Но какими же мотивами руководствуются люди, посвящающие жизнь науке? Как показывают история и социология науки, эти мотивы могут быть самыми разными. Это и способности к научной деятельности, и способ личностного самоутверждения, и интерес к познанию, и стремление к признанию, известности и славе, и способ зарабатывать на жизнь, и внутреннее призвание и всепоглощающая потребность.
Во время существования малой науки (до конца XIX в.), когда занятие наукой еще не стало массовой профессией, науке посвящали свою жизнь немногие, в основном лишь по призванию или по семейной традиции. Как правило, это были молодые люди из материально обеспеченных семей. Основанием их выбора было стремление к творчеству, самоутверждению и общественной пользе.
Однако позже, особенно в наше время, когда научная деятельность стала узкоспециализированной, а профессия ученого (научного работника) – массовой, основания научной мотивации существенно изменились. Это отмечал еще А. Эйнштейн, по мнению которого в научном сообществе его времени уже вряд ли набралось бы более 4% людей, занимающихся наукой исключительно ради любви к Истине.
И это вполне закономерно: когда профессия научного работника стала не только массовой и общедоступной, но и
в известной мере «одномерной», носителями ее могут быть
и «частичные ученые».
Конечно, сегодня в науке тоже есть Ученые с большой буквы, энциклопедически образованные, глубокие умы
и настоящие интеллектуалы. Это «соль» науки, ее фундамент. Однако это далеко не вся наука, в которой задействованы миллионы людей во всем мире.
Определенный ответ на вопрос об основных мотивах занятия научной деятельностью был получен в ходе «исторического эксперимента» с российской наукой в течение последних пятнадцати лет. По всем социологическим опросам о причинах ухода научных работников из российской науки в другие сферы деятельности (в бизнес, например) или в зарубежную науку были четко выявлены два основных фактора: 1) нищенское материальное положение и 2) невозможность полноценной реализации себя как ученого при существующем отношении российского государства и общества
к науке. Эти две причины и можно интерпретировать как внешний и внутренний факторы научной мотивации современных ученых, работающих в «большой науке». Эти факторы имеют примерно одинаковый вес и значение.
Главная сфера реализации личности ученого – научное творчество
, то есть процесс создания инноваций в науке (законов, теорий, принципов, методов, моделей, приборов, технологий). Основу научного творчества составляют:
1) четко поставленная проблема; 2) обладание необходимым запасом накопленной в данной области науки информации; 3) комбинаторные способности исследователя по составлению самых разных сочетаний (включая мало вероятные)
из имеющихся элементов наличного знания; 4) интуитивные способности по отбору наиболее перспективных комбинаций для возможного решения поставленной проблемы; 5) способность к принятию рискованных решений и готовность отстаивать их перед лицом неизбежной критики научного сообщества. Научное творчество предполагает, что ученый выступает как активный деятель, а не просто как человек, способный адекватно отражать воздействие со стороны познаваемого объекта. Главная задача ученого – поиск научной новизны.
Результатом творческой деятельности в науке является не только получение нового знания, но и научное самоутверждение ученого , которое связано с внесением определенного вклада в развитие науки. Этот вклад может быть весьма различным по содержанию: креативным – инновационным, организационно-управленческим, коммуникационным, – и зависит он как от профессиональных обязанностей ученого, связанных с разделением труда в науке, так и от преимущественно ролевой функции ученого (генератор идей, эрудит, критик и т.д.).
Поскольку наука есть прежде всего деятельность по получению нового знания, то основным видом и мерилом вклада ученого является количество и качество полученных эмпирических и теоретических результатов, зафиксированных им в соответствующих научных публикациях (статьях, монографиях, выступлениях и докладах на научных конференциях и т.п.).
Однако главной составляющей оценки научного вклада ученого является научное признание его заслуг со стороны коллег-профессионалов . Как показывают данные психологии науки и социологии науки, научное признание коллег рассматривается самими учеными в качестве наивысшей оценки их деятельности среди других возможных и реальных оценок.
Особенно ценным считается научное признание заслуг, сделанное ведущими специалистами в данной области науки, имеющими высокий международный статус и большой авторитет в мировом научном сообществе. Все другие формы научного признания (разного рода материальные и моральные поощрения со стороны государства и общества
и т.п.) имеют в научном самосознании менее высокий статус. То же самое относится и к критической оценке работ ученого. Мнение множества людей, не являющихся профессионалами в данной области, ценится в науке гораздо ниже отзыва одного признанного профессионала. Наука как подсистема культуры обладает высокой степенью самоорганизации во многом благодаря тому, что оценку результата исследования осуществляют специалисты, и их оценка всегда в науке важнее, чем сколь угодно высокие оценки журналистов, общественности и просто интересующихся наукой людей.
Одной из главных философских проблем научного самоутверждения является вопрос о допустимых и недопустимых средствах самоутверждения, о его моральной цене.
Истории науки известны самые разные случаи научного самоутверждения, – например, фальсификации результатов исследования, использование административного давления в личных целях, нарушение этических норм при проведении научных исследований. Особенно таких, которые связаны с риском для здоровья как самих ученых, так и тех, на ком проводят опасные научные эксперименты (медицина, биотехнология, психиатрия, военная техника, психология и т.п.).
Такого рода исследования должны быть поставлены под жесткий гуманитарный контроль как со стороны общественности, так и со стороны ученых.
Наряду с проблемой «как» не менее важной для научного самоутверждения является проблема «для чего», «во имя чего». Эти проблемы взаимосвязаны, и поэтому их часто подменяют одну другой, но это все же разные проблемы. Научное самоутверждение с помощью обмана и неэтичное поведение ученых (в том числе по отношению к коллегам) враждебны духу науки как поиску объективной истины. Столь же неприемлемо и научное самоутверждение ради простого тщеславия ученого и удовлетворения его личных амбиций. Главной целью всего, что делает любой человек, должно быть в конечном счете увеличение Блага и Добра в мире.
И наука не может и не должна быть здесь исключением.
Высшей формой признания деятельности ученого и его вклада в развитие науки и общества является научная слава. Это одна из форм мотивации занятия научной деятельностью для тех, кто обладает научным талантом и чувствует свое призвание в данной области. Однако, как правило, слава приходит к тем, кто не только талантлив, трудолюбив, настойчив и предан науке, но и не обделен удачей.
Личность ученого реализуется посредством когнитивной (мыслительной, познавательной) деятельности, а также проявляется посредством социального поведения . Выступая как социальный институт, наука объединяет ученых в различные локальные и глобальные социальные системы на основе единства целей и средств своей профессиональной деятельности. Их организационное единство, самостоятельность и целостность обеспечиваются системой научных коммуникаций и юридическим статусом. С точки зрения мощности этих сообществ различают «большую» (массовую) науку и «малую» науку (относительно небольшие группы ученых). Формами их институализации могут выступать лаборатория, институт, учреждение, общественные научные организации, «невидимые» колледжи и т.п. Именно существование науки в качестве особого социального института позволяет реконструировать не только когнитивную, но и социальную природу науки, социокультурную обусловленность процесса познания, социальный характер субъекта научного познания, а также взаимосвязь науки с другими социальными системами и институтами общества (государством, правом, экономикой, идеологией, средствами массовой информации).
Социальное поведение ученого
связано с его участием
в поддержке, реализации или критике различных социальных целей, программ, проектов. Яркими историческими примерами социального поведения являлись, например, действия и поступки таких ученых Нового времени, как
Н. Коперник, Дж. Бруно, Г. Галилей, а в XX в. – выступление А. Эйнштейна и Б. Рассела против разработки ядерного оружия и в защиту мира, протестное социальное поведение А. Сахарова, призывы к социальной ответственности ученых за состояние общества и будущей человеческой цивилизации (В. Вернадский, Н. Вавилов, П. Капица, Н. Бор,
Н. Моисеев и др.).
Социальное поведение ученого предполагает социальную ответственность – то есть персональную ответственность отдельных ученых перед обществом за принятие решений, определяющих перспективу развития науки, а также использование ее достижений в развитии таких видов гражданской и военной техники и технологий, которые могут нести угрозу здоровью людей, национальной безопасности, экологической стабильности, а также существованию человечества.
Ни один ученый как человек не может уйти от такого рода ответственности и оправдать свои действия какого-либо рода принуждением или внешней целесообразностью, поскольку у каждого человека всегда есть экзистенциальная свобода выбора поступать определенным образом, вплоть до отказа совершить выбор, если любой из вариантов выбора его не устраивают. Экзистенциальный выбор есть личное дело каждого, но и личная ответственность приобретает социальный характер, когда имеются серьезные социальные последствия для существования других людей и общества в целом.
Применительно к вопросу об особенностях личности ученого весьма существенной является проблема влияния этических норм и моральных ценностей на процесс научного познания и на принятие важных когнитивных решений и их оценку. Поскольку научная деятельность невозможна без целостной регуляции, а процесс и результат познания обусловлен не только объектом научного познания, но и его субъектом, то субъект познания, ученый, должен обладать не только развитой методологией когнитивного моделирования предмета познания, но и не менее развитой системой ценностного сознания, способностью оценивать результат познания не только с точки зрения перспективности для развития той или иной области науки, но и с точки зрения социально-мировоззренческой значимости. С этой точки зрения научное значение может эффективно производиться только целостным субъектом, сочетающим в своей личности как когнитивные, так и ценностные характеристики.
Важнейшей сферой ценностного сознания являются моральные нормы и требования их соблюдения в любом виде человеческой деятельности. В процессе научного исследования моральные нормы конкретизируются в виде таких требований, как: 1) когнитивная ответственность за выбор наиболее перспективных проблем и их истинное решение;
2) когнитивное мужество в отставании тех концепций, которые ученый считает истинными, но которые по каким-то причинам еще не разделяет «молчаливое большинство»;
3) честность и искренность в своих научных поступках, высказываниях и публикациях; 4) нацеленность на социальное благо от результатов научного исследования; 5) умение прощать оппонентам их консерватизм и упрямство, понимать, что без этого не бывает утверждения новых истин в науке.
История науки полна примеров существенного влияния моральных ценностей ученых как на утверждение собственных идей и проектов, так и на оценку идей и концепций коллег.
Австрийский философ, специализировавшийся на философии науки, который занимал должность профессора философии в Калифорнийском Университете в Беркли (University of California, Berkeley), где и проработал три десятилетия, с 1958 по 1989 год.
Он много путешествовал, некоторое время жил в Англии (England), Соединенных Штатах (United States), Новой Зеландии (New Zealand), Италии (Italy), Германии (Germany), и, наконец, обосновался в Швейцарии (Switzerland). Самые крупные его работы включают в себя книгу "Против метода. Очерк анархистской теории познания" (Against Method: Outline of an Anarchistic Theory of Knowledge), опубликованную в 1975 году; "Наука в свободном обществе" (Science in a Free Society) 1978 года; и "Прощай, разум" (Farewell to Reason), сборник статей, опубликованный в 1987-м. Фейерабенд прославился благодаря своему якобы анархическому подходу к науке и отрицанию существования универсальных методологических правил. Он считается ключевой фигурой в философии науки, повлиявшей на развитие этой дисциплины, а также в социологии научного знания.
Пауль Фейерабенд родился 13 января 1924 года в Вене (Vienna). Из-за Первой мировой войны и страшной инфляции его родители долго ждали, прежде чем смогли позволить себе завести своего первого и единственного ребенка. Когда он родился, его матери было почти 40 лет. В школьные годы он приобрел привычку к постоянному чтению, увлекся театром и брал уроки пения.
В марте 1938-го Австрия (Austria) стала частью Германского рейха. Родители Фейерабенда приветствовали аншлюс, сам же он описывал свое отношение к нацистам как наивное и эмоциональное. Он не был горячим их сторонником, но и не относился к зверствам, которые видел во время войны, с негодованием. Когда в апреле 1942 года он окончил среднюю школу, Пауля призвали в Имперскую службу труда (Reichsarbeitsdienst). Пройдя базовое обучение в городе Пирмазенс на западе Германии (Pirmasens, Germany), он попал в подразделение, располагавшееся недалеко от французского Бреста (Brest). После короткого отпуска он добровольцем пошел в армию и окончил офицерскую школу, надеясь, что к тому времени, как состоится выпуск, война уже закончится. Однако Фейерабенд ошибся. Пока он проходил обучение в Югославии (Yugoslavia), его мать покончила с собой.
В декабре 1943 года он, новоиспеченный офицер, был отправлен на северную линию Восточного фронта, заработал Железный крест
и звание лейтенанта. Во время отступления немецкой армии (и наступления армии советской) Фейерабенд получил три пулевых ранения в живот и руку, и одна из пуль попала в позвоночник. Вследствие этого он до конца своей жизни ходил с тростью и часто испытывал сильные боли (несмотря на физический недостаток, он четыре раза был женат). Остаток войны он провел в клинике в Апольде (Apolda) и учился пению в соседнем Веймаре (Weimar).
Когда война закончилась, Фейерабенд нашел временную работу в театре в Апольде, где он писал пьесы для театра, находясь под влиянием Бертольта Брехта (Bertold Brecht) и даже получил от Брехта предложение стать его ассистентом в Берлинской государственной опере (Berlin State Opera), но отказался.
Он взял несколько курсов в Веймарской академии (Weimar Academy) и вернулся в Вену изучать историю и социологию, однако, разочарованный, переключился на физику, а затем и на философию. В 1951 году Фейерабенд получил стипендию Британского Совета и в следующем году отправился в Англию, в Лондонскую школу экономики. Затем Фейерабенд вернулся в Вену и участвовал в различных проектах: работал над переводом книги своего научного руководителя Карла Поппера (Karl Popper) "Открытое общество и его враги" (The Open Society and Its Enemies), разработал доклад о развитии гуманитарных наук в Австрии и написал несколько статей для энциклопедии.
В 1955-м Фейерабенд получил свою первую академическую должность в Бристольском Университете (University of Bristol), где читал лекции по философии науки. В 1958-м он перебрался в Калифорнию (California) и получил американское гражданство. Позже он преподавал в Беркли, Окленде (Auckland), Сассексе (Sussex), Йеле (Yale), Лондоне (London), Берлине (Berlin) и Цюрихе (Zurich), но всегда возвращался в Калифорнию, пока, наконец, в октябре 1989 не переехал сначала в Италию, а затем и в Швейцарию. В 1991 он вышел на пенсию, но продолжал часто публиковать свои работы и писал свою автобиографию. К концу жизни у Фейерабенда диагностировали опухоль головного мозга, и 11 февраля 1994 года, в возрасте 70 лет, он умер в клинике Genolier Clinic, на берегу Женевского озера (Lake Geneva).
Пол (Пауль) Карл Фейерабенд (Paul Karl Feyerabend ,13 января, 1924 — 11 февраля, 1994) — учёный, философ, методолог науки.
Пауль Карл Фейерабенд родился в Вене, где он обучался в начальной школе, а затем и в высшей школе. Семья Фейерабенда жила в неблагополучном квартале. Его родители, опасаясь влияния улицы на ребёнка, не выпускали его из дому вплоть до десятилетнего возраста. В доме было очень мало книг, и Пауль предавался размышлениям и мечтам, сидя целыми днями в одиночестве.
Позже Фейерабенд увлекся чтением, полюбил театр и стал брать уроки пения. Долгое время он хотел стать профессиональным вокалистом.
После окончания высшей школы в апреле 1942 года Фейерабенд был направлен на исполнение трудовой повинности. После прохождения подготовки в городе Пирмасен в Германии он был направлен в местечко Quélern-en-Bas около Бреста во Франции. Фейерабенд пишет в своей автобиографии, что ему приходилось выполнять тогда трудную монотонную работу: «мы двигались вокруг деревни, рыли канавы, а затем снова их закапывали».
Выполнив эти обязательства, Пауль Фейерабенд вскоре вернулся в Австрию и вступил добровольцем в офицерскую школу. Фейерабенд блестяще сдал вступительные экзамены, однако учился без старания. Несколько раз ему удавалось оставаться на повторный курс как неуспевающему. Он надеялся, что война прекратится раньше, чем он закончит свое обучение как офицер. Однако, этого не произошло.
С декабря 1943 он служил в северной части Восточного фронта. Здесь Фейерабенд был награждён орденом Железный крест, и ему было присвоено звание лейтенанта. Во время отступления немецких войск под натиском Красной армии Фейерабенд был ранен тремя пулями. Одна из них попала в позвоночник, и это привело к тому, что всю оставшуюся жизнь Пауль Фейерабенд ходил на костылях и страдал от сильных болей.
Основные работы: «Против метода» (Against Method: Outline of an Anarchistic Theory of Knowledge, опубликована в 1975 году), «Наука в свободном обществе» (Science in a Free Society, опубликована в 1978 году), «Прощай, благоразумие» или «Прощай, разум» в других переводах (Farewell to reason, сборник статей, опубликованный в 1987 году).
Фейерабенд стал известен благодаря своим анархистским взглядам на процесс научного познания, и утверждениям, что в науке не существует универсальных методологических правил. На основе этих идей он создал концепцию эпистемологического анархизма. Он был влиятельной фигурой в философии науки и в социологии научного познания. Критика Фейерабенда оказала существенное влияние на развитие теорий науки Томаса Куна, Имре Лакатоса и др.
В разное время жил в Англии, США, Новой Зеландии, Италии, Швейцарии. С 1958 по 1989 год работал профессором философии в Калифорнийском университете в Беркли.
Книги (3)
Избранные труды по методологии науки
Пол Фейерабенд — известный методолог науки, сочинения которого широко и активно обсуждаются в современных дискуссиях по логике научного исследования.
В работах П. Фейерабенда рассматривается место и роль науки в современном буржуазном обществе, дается критика методологических научных стандартов, выдвинутых западными философами-позитивистами, разрабатывается оригинальная концепция теории познания. В них затрагиваются практически все проблемы современной методологии науки. Обсуждение методологических вопросов автор связывает с широким социальным контекстом.
В книгу, кроме основной работы П. Фейерабенда «Против методологического принуждения», входят его статьи: «Объяснение, редукция и эмпиризм», «Утешение для специалиста» и главы из книги «Наука в свободном обществе».
Против метода
Является ли наука рациональной деятельностью? Подчинена ли работа ученого некоторым «разумным» стандартам и нормам? Можно ли отличить науку от философии, мифа, религии? Об этом — главный труд П.Фейерабенда, «Против метода».
Прощай, разум
Пол Фейерабенд — один из виднейших и оригинальнейших европейских философов второй половины XX столетия, своеобразный «анархист от науки», который всю жизнь оставался верен утверждению о том, что универсальных методологических правил в науке не существует и существовать не может. Работы Пола Фейерабенда представляют значительную ценность как сами по себе, так и по тому влиянию, которое они оказали на Томаса Куна и Имре Лакатоса.
Эта книга — последняя крупная работа Фейерабенда, впервые опубликованная в 1987 году.
Философия науки и социология научного познания здесь претерпевает весьма значительные изменения в соответствии с фейерабендовской теорией «эпистемологического анархизма» — теорией философа, считающего, что именно философия бессильна описать науку в целом, и настаивающего на необходимости «реформы наук», цель которой — сделать их более субъективными с философской точки зрения — следовательно, более близкими человеку.
