Индонезийская сказка
Однажды шел по дороге кот и дурачил всех, кто попадался ему на глаза. Повстречались коту две обезьянки.
В это время обезьянки увидели осиное гнездо на ветке большого дерева. Они спросили кота:
— Слушай, кот, что это за штука висит на дереве? Кот им ответил:
— О-о, это гонг моего дедушки.
— А громко он звучит? — спросили обезьянки.
— Конечно! — сказал кот.— Если по нему ударить, вся страна услышит его звук.
— Можно нам попробовать?
— О-о, нет, нельзя, а то мой дедушка рассердится,— ответил кот.
— Но ведь его здесь нет,— убеждали кота обезьянки.
— Правильно, дедушки нет. Но он поручил мне охранять гонг, чтобы к нему никто не прикасался.
— Ну разреши нам ударить по нему хоть разочек. Нам так хочется послушать, как он звучит.
— Нет, нет, нельзя, а то всполошится вся страна!
Но обезьянкам очень хотелось ударить в гонг. И они снова стали просить кота:
— Мы только разок ударим, разреши нам!
— Ну, раз уж вы так настаиваете,— согласился кот,— ладно, ударьте. Но сначала я уйду отсюда, а то дедушка на меня разгневается. Если он узнает, что я был здесь и не запретил вам прикасаться к гонгу, мне попадет за это.
— Хорошо,— обрадовались обезьянки,— убегай скорее, а мы ударим по этому гонгу.
— Эй, эй, эй!—крикнул, убегая, кот.— Подождите, пока я не уйду. Когда меня уж совсем не будет видно, можете ударить.
— Беги быстрей!
— Подождите еще! Не торопитесь!—кричал кот.— Меня еще видно...
— Быстрей! — кричали ему вслед обезьянки.
Когда кот скрылся из виду, обезьянки нашли палку и ударили ею по осиному гнезду, которое висело на ветке дерева.
Обозленные осы и в самом деле загудели, как большой гонг. Гнездо, заполненное осами, упало на землю. Обезьянки от удивления даже рты разинули. Но вот целый рой ос поднялся в воздух...
И... что это? Осы принялись яростно жалить обезьянок в головы, в уши, в спины, в шеи... Не помня себя от боли, обезьянки бросились бежать, но осы не отставали.
Увидев пруд, обезьянки нырнули в него с размаху. Им пришлось долго сидеть под водой, пока осы не улетели. Как только затихло вдали гуденье осиного роя, обезьянки вынырнули из воды.
Видят: сидит на берегу кот, тот самый, что одурачил их. А кот, поджидая обезьянок, прислонился к стволу маленького кустика, на котором рос красный перец; стручки перца уже созрели.
Подошли к коту обезьянки и спрашивают его:
— Слушай, кот, что ты здесь делаешь?
— Теперь я сторожу сад моего дедушки, чтобы никто не рвал фрукты.
— Что? Фрукты? А нам можно их попробовать?
— Можно, только я сначала уйду. Если мой дедушка узнает, что я разрешил вам это сделать, он разгневается на меня.
Подождали обезьянки, пока кот скрылся из виду, потом нарвали много-много стручков красного перца, набили ими себе полные рты и стали жевать...
И вдруг... словно пожар начался у них во рту! На глазах у обезьянок выступили слезы, губы распухли от красного перца!..
А кот был уже далеко...
У одного короля было три сына. Два принца выросли красавцами, а третий был уродлив и неуклюж, все смотрели на него с пренебрежением. Два брата давно были женаты, а за третьего никто не хотел выходить замуж. Однако принца это нисколько не огорчало. Он любил ездить верхом и стрелять из лука. Каждый день принц садился на лошадь, брал лук и уезжал в лес. Вскоре он сделался таким искусным стрелком и наездником, что никто не мог с ним сравниться. Тогда он попросил у отца разрешения и отправился путешествовать.
Однажды принц сбился с дороги и попал в страну обезьян. Обезьяны схватили его и привели к своему королю.
Королю обезьян понравился сильный и ловкий юноша. Он пригласил принца погостить у него и оказал ему царские почести. На праздничный стол король приказал подать самые редкие и вкусные лесные плоды. Принцу понравилось у короля обезьян. Он пробыл у него довольно долго и каждый день вместе с королём и его приближёнными ходил в лес охотиться на птиц и собирать плоды.
У короля была дочь. Принцесса знала много секретов колдовства, потому что на самом деле это была фея, принявшая обличье обезьяны. Она полюбила принца, а тот, видя, что обезьяна послушна, ловка и расторопна, ответил на её чувство. Король устроил влюблённым свадьбу.
Вскоре после свадьбы супруги попросили у короля обезьян разрешения отправиться в столицу. Когда принц привёл жену домой, король-отец и братья сразу же невзлюбили обезьяну. Братья и их жёны высмеивали её, но принца с супругой это, казалось, вовсе не огорчало. Они не замечали насмешек и по-прежнему горячо любили друг друга.
Между тем неприязнь к принцу и его жене-обезьяне росла с каждым днём. Король и братья только и думали, как бы прогнать их, но не могли найти подходящего предлога. Долго ломал себе голову король и, наконец, в один прекрасный день распорядился позвать к себе всех сыновей с жёнами.
Я хочу созвать своих друзей на пир, - объявил он, - каждый из вас должен приготовить сто разных блюд. Кто сумеет приготовить вкуснее всех, получит награду, а кто хуже всех, того я прогоню из столицы.
Старшие братья принца и их жёны не смутились, выслушав приказ короля. Они вернулись домой и послали слуг, чтобы те, не жалея денег, купили побольше редких и вкусных вещей. Затем они приказали им состряпать сто разных блюд для королевского стола.
Третий принц вернулся домой в большой тревоге. У него не было таких денег, как у братьев, а про жену он думал, что раз она обезьяна, то готовить, конечно, не умеет. Но обезьяна успокоила принца и пообещала, что исполнит желание его отца.
Когда подошёл назначенный день, обезьяна обратилась за помощью к своим подругам феям. Двести фей явились помогать ей и каждая состряпала необычайно вкусное блюдо.
Все были поражены. Король втайне злился, но всё же был вынужден сдержать обещание и дать третьему принцу и его жене награду.
На следующий раз в голове короля родился новый замысел. Он снова призвал к себе всех своих сыновей с жёнами:
Мне нужно красивое платье, - сказал он, - и чтобы было как раз впору. Платье должно быть из самой дорогой ткани, какой ни у кого на свете нет, и сшить его вы должны без малейшего изъяна. Но я не разрешаю мерить свои старые платья, вся работа должна быть сделана на глаз. Кто сумеет сшить хорошее платье - получит награду, а кто не сумеет, того я прогоню.
Первый и второй принц со своими жёнами решили, что с этой работой справиться будет нетрудно. Не жалея денег, они наняли ткачей и портных.
Затем они подкупили телохранителей короля, чтобы те тайком сняли мерку с его любимого платья, велели портным шить по этой мерке и не сомневались, что сумеют угодить королю.
Третий принц, как и в первый раз, был огорчён и расстроен, но жена его только засмеялась и обещала мужу, что к назначенному сроку платье будет готово, пусть он ни о чём не печалится.
Дома обезьяна при помощи волшебства стала невидимой, проникла в спальню короля, сняла точную мерку с него самого. После этого она попросила фей принести ей небесной парчи и атласа и сшить для короля платье невиданной красоты. Когда король надел это платье, оказалось, что оно сидит отлично. Так третий принц и его жена снова оказались победителями в состязании.
На этот раз король разозлился ещё сильнее. Чем больше он злился, тем сильнее ему хотелось отделаться наконец от нелюбимого сына и невестки. Он придумал новую хитрость и опять позвал к себе сыновей и их жён.
Мои невестки, - сказал он, - члены королевской семьи и поэтому они должны быть самыми красивыми. Я даю вам срок до завтра, чтобы вы нарядились, а утром снова явились сюда. Мужу той из вас, которая окажется самой красивой, я передам трон, а самую некрасивую вместе с её мужем я прогоню из столицы.
Первый и второй принц и их жёны не стали беспокоиться за свою судьбу. Они были уверены, что изгнание им не угрожает. Каждый думал, что самое большее, чем он рискует, - это не получить трона.
Никто не сомневался, что проигравшей в этом состязании окажется обезьяна, - ведь обезьяна, как она себя ни украсит, всё равно не сравнится по красоте с человеком.
Третий принц был очень обеспокоен. Он хотел поговорить с женой, как им жить дальше, если отец и в самом деле их прогонит, но та в ответ рассмеялась как ни в чём не бывало. Обезьяна велела мужу ни о чём не тревожиться и сказала, что всё кончится хорошо.
На следующее утро жёны первого и второго принцев, пышно разукрашенные, предстали в сопровождении своих мужей перед королём. Обе они с нетерпением ожидали выхода третьей невестки. Третий принц хотел было не приходить вовсе, но жена настояла, и ему пришлось повести её в королевский дворец. По дороге принц упрекал её за безрассудство, но обезьяна весело отвечала ему:
Не бойся! Не бойся!
Они подошли к воротам дворца, и тут обезьяна вдруг превратилась в красивейшую на свете женщину. Платье её сверкало, как будто было соткано из золотых и серебряных нитей. Жены первого и второго принцев рядом с ней выглядели не лучше, чем совы по соседству с фазаном.
Теперь только все поняли, что перед ними фея, носившая обличье дочери короля обезьян. С этих пор король, старшие принцы и их жёны - никто не осмеливался больше относиться с пренебрежением к третьему принцу и его жене. Вскоре король передал им свой престол. Однако, став королём и королевой, они по-прежнему были добры к людям, как и в те времена, когда их ненавидели и презирали за некрасивую внешность.
Вот такая у меня новогодняя сказочка родилась про обезьянку, символ наступающего года. Приглашаю и вас писать новогодние волшебные сказки для проекта .
Дед Мороз и обезьянка
За три дня до Нового года, как раз тогда, когда надо было запаковывать и укладывать подарки в мешок, случилось непредвиденное происшествие. Снегурочка заболела. В первый раз в жизни заболела.
А дело было вот как. Накануне наряжали ёлку около терема Деда Мороза. Зайчики, белочки, птахи лесные развешивали украшения, которые Снегурочка выносила из дома в коробках.
— Надень шубку, простудишься! — ворчал Дед Мороз на внучку.
— Дедушка, да я же быстро - туда и обратно, — отвечала она.
Ну вот, так и получилось - заболела. Кашель, слабость, температура. Сразу же послали за доктором Филином. Тот осмотрел Снегурочку и сказал, что всё будет в порядке, просто надо будет три дня полежать в постели и попить отвар из трав.
— Да как же я буду лежать?! — попыталась возразить Снегурочка. — Подарки новогодние надо в мешок собирать!
— Ничего, без тебя справятся, здоровье важней, — строго сказал Филин.
Дед Мороз озабоченно покачал головой - действительно, не просто ему будет без Снегурочки упаковать и собрать подарки для детей на Новый год. Как же быть? Задумался Дедушка, а потом хлопнул себя по лбу:
— Разве я не волшебник? Неужели не могу разок себе на помощь волшебство позвать?! Наколдую-ка я себе сейчас новую помощницу.
Взял дедушка свой волшебный мешок, завязал верёвкой и положил перед собой. Затем стукнул посохом три раза о землю и произнёс:
— Метель закружись,
Волшебство появись,
Помощница деду
В мешке объявись!
И, конечно, тут же произошло чудо - в мешке кто-то появился, зашевелился. Дедушка Мороз развязал верёвку и чуть не упал от удивления - из мешка высунулась обезьянья мордочка, а уже через секунду перед ним стояла маленькая обезьянка, мартышка. Да какая хорошенькая, да какая пригоженькая! В голубом сарафанчике и кокошнике, ну прямо как у Снегурочки.
— Здравствуй, Дедушка Мороз! — сказала обезьянка. — Ты почему молчишь?
— Дак, я от удивления, — ответил тот. — Ну никак не ожидал увидеть в мешке обезьянку. Вы ведь в Африке живёте, в Америке Южной…. Где ещё там? А у нас Россия, холод.
— Ну так ты позвал помощницу, я и пришла! — улыбнулась обезьянка.
— Так я ожидал увидеть какую-нибудь девочку, ну или там, белочку, — объяснил Дед Мороз. — Почему именно ты?
— Так я ведь символ наступающего Нового года!
— Символ Нового года? — удивился Дед Мороз. — Я всегда считал, что символ Нового года - это ёлка, подарки, ну ещё апельсины с шоколадом. А вот про обезьянок я раньше ничего не знал.
— Нет, Дедушка Мороз, я символ только этого наступающего года. По Китайскому календарю у каждого года есть своё животное, а всего нас 12. Но несмотря на то, что календарь китайский, людям во всё мире очень понравилась эта идея, и теперь они дарят друг другу фигурки того животного, год которого наступает.
— Тот-то я гляжу, что так много детей в этом году попросили меня подарить им игрушечную обезьянку! Оказывается, они больше меня знают, отстал я от жизни в своём тереме! А как тебя зовут?
— Меня зовут Чика, — ответила обезьянка ловко выпрыгивая из мешка. -Ну так, Дедушка, говори, чем тебе помочь!
— Мне бы подарки запаковать, да в мешок их сложить, обычно этим Снегурочка занималась, но она болеет, — объяснил Дед Мороз. — Только вот не знаю, справишься ли ты - ты вон какая маленькая, тяжело тебе будет.
— Не переживай дедушка! Иди чай пить! — рассмеялась Чика.
— Ты уверена? — уточнил Дед Мороз.
— Ещё как! Иди, иди.
Дед Мороз пошёл ставить чайник, не до самовара было, а сам краем глаза наблюдал из соседней комнаты, что делает обезьянка.
Чика прыгнула на середину комнаты, хлопнула три раза в ладоши и воскликнула:
— Мамки, няньки, мартышки, обезьянки, чудеса в решете, валенки на бороде! Апельсины, бананы, цветные барабаны! Волшебство приходи и подарки собери!
Что тут стало твориться в комнате! Подарки сами стали запаковывать себя в подарочную бумагу., ножницы сами резали ленту, а та сама завязывалась вокруг подарка, да ещё и с красивым бантом. А затем готовые подарки осторожно прыгали в волшебный бездонный мешок Деда Мороза.
Не успел старый волшебник накрыть на стол к чаю, как мартышка зашла к нему и сказала, что всё уже сделано.
— Уже? — удивился Дед Мороз. — У Снегурочки обычно на это пару дней уходит.
— Так я слова волшебные знаю, — сказала Чика, — и Снегурочку им научу, чтобы на будущий год время не тратила.
— Ну, спасибо тебе, матушка, — поклонился Дед Мороз Чике в пояс. — Не справился бы я без тебя никак! А теперь давайте чай пить.
Дед Мороз кликнул Снегурочку, и они втроём сели за стол пить чай с оладушками и брусничным вареньем, да болтать про страны заморские и разные новогодние традиции и обычаи. Часа через три только Чика распрощалась с гостеприимными хозяевами и, хлопнув три раза в ладоши, исчезла. Видно, отправилась по другим своим новогодним делам. Их-то у символа наступающего года было не мало.
Когда-то очень давно в Африке обезьянки решили выбрать себе правителя. Хвостатые устроили совет, и самые старые и мудрые среди них начали произносить требования к будущему правителю:
1. Он должен быть смелым и сильным!
2. Сообразительным!
3. И пусть сделает что-то полезное для своих подданных!
Именно в эту минуту обезьянка Лола сидела на высоком дереве и пристально вглядывалась вдаль. Верхушки зеленого гиганта достигало до облаков, а ветви – середины бурной реки, которую никто и никогда не решался переплыть.
– Интересно, что там, на противоположном берегу? – Шептала себе под нос хвостатая. – Не увижу – не узнаю! – Решительно выпрямилась обезьянка и, ухватившись за прочную лиану, оттолкнулась от ветви …
Лола славилась на все джунгли чрезвычайной ловкостью и любила преодолевать большие расстояния, перескакивая с дерева на дерево. Вот и сейчас где-то внизу шумела вода, но отчаянная путешественница понимала, что это самый долгий полет в ее жизни. Прошло несколько мгновений – и вот уже совсем близко странное на вид дерево гостеприимно подставило веточку.
Ухватившись за растение, Лола перевела дыхание, и вдруг до ее ушей донесся шорох. Обезьянка опустила взгляд: на ветвях гигантской травы суетилось похоже на летучую бурое животное. Отклонив огромный лист, она увидела гроздь плодов солнечного цвета и выдала похожый на глухой кашель короткий возглас, который, вероятно, означал радость.
Хвостатая завороженно наблюдала, как странное создание с головкой собаки аппетитно уплетало вкусности.
– Здравствуйте! – Поздоровалась путешественница.
На момент кроха замер, а потом робко повернул чумазую мордочку:
– Привет!
– Что ты кушаешь, мой друг?
– Обычный банан. Разве не видишь?
– Вижу … Только в первый раз в жизни.
– До сих пор тебя тоже не было в наших краях.
– Я – обезьянка Лола! Прибыла с противоположного берега.
Обезьянка взяла душистый плод, маленькими пальчиками аккуратно сняла с него кожицу и откусила маленький кусочек.
– Спасибо, друг, ничего вкуснее я не ела! – Одобрительно пролепетала хвостатая и, охватив взглядом бескрайние поля, которые сверкали на солнце богатым урожаем, мечтательно добавила: – А как бы обрадовались мои друзья такому лакомству …
Летучая собака, которая до сих пор довольно гладила свой сытый светло-бурый животик, вдруг нахмурилась и прервала путешественницу:
– Вот только не надо нам больше гостей!
– Не стоит так волноваться! – Поспешила успокоить нового приятеля Лола и стыдливо добавила: – Я буду благодарна и за один банан …
– Ну ладно, бери целую гроздь, – надулась летучая собака.
– Отлично! – Обрадовалась обезьянка. – Соберем семена, засадим клочок земли и тщательно будем за ним ухаживать – может, и нас когда-то порадует богатый урожай!
Хвостатая сплела из вьющихся растений веревку и привязала к себе полученное сокровище. А потом ухватилась за лиану, оттолкнулась от ветви и с криком: «Прощай, друг!» – отправилась на противоположный берег.
Когда Лола вернулась домой, совет обезьянок еще продолжал гудеть, словно пчелиный рой. И вдруг воцарилась тишина, все повернулись в сторону путешественницы с подарком.
– По древним предсказаниям их принесет наша королева, – удивленно ответила та.
– Друзья, попробуйте по крохотному кусочку чудо-плодов и давайте соберем их семена! – Предложила Лола присутствующим.
Хвостатые охотно согласились, а уже через минуту принялись за работу. Поскольку банановые семена очень твердые, обезьянки шлифовали камешками его оболочку, чтобы те быстрее проросли. Затем замочили в теплой воде и посеяли по зернинце в половинках кокосовых скорлуп с влажной смесью песка и опилок. А через несколько дней нежные ростки взорвали тщательно разрыхленный клочок речной долины.
– Как здорово! – Радовалась Лола. – Через неделю начинается сезон дождей – значит, саженцы получат необходимое количество влаги.
День за днем обезьянки терпеливо боролись с сорняками, тщательно пропалывая засаженный участок. А ровно через год королевство Лолы радовалось невероятному урожаю замечательных лакомств – сочным и ароматным солнечным гроздям бананов!
С тех пор прошло много времени. И теперь все долины рек, равнины и склоны африканских холмов изобилуют бескрайними банановыми полями, даря миру невероятную вкуснятину.
Мне было двенадцать лет, и я учился в школе. Раз на перемене подходит ко мне товарищ мой Юхименко и говорит:
Хочешь, я тебе обезьянку дам?
Я не поверил - думал, он мне сейчас штуку какую-нибудь устроит, так что искры из глаз посыплются, и скажет: вот это и есть «обезьянка». Не таковский я.
Ладно, - говорю, - знаем.
Нет, - говорит, - в самом деле. Живую обезьянку. Она хорошая. Её Яшкой зовут. А папа сердится.
На кого?
Да на нас с Яшкой. Убирай, говорит, куда знаешь. Я думаю, что к тебе всего лучше.
После уроков пошли мы к нему. Я всё ещё не верил. Неужели, думал, живая обезьянка у меня будет? И всё спрашивал, какая она. А Юхименко говорит:
Вот увидишь, не бойся, она маленькая.
Действительно, оказалась маленькая. Если на лапки встанет, то не больше полуаршина. Мордочка сморщенная, старушечья, а глазки живые, блестящие. Шерсть на ней рыжая, а лапки чёрные. Как будто человечьи руки в перчатках чёрных. На ней был надет синий жилет.
Юхименко закричал:
Яшка, Яшка, иди, что я дам!
И засунул руку в карман. Обезьянка закричала: «Ай! ай!» - и в два прыжка вскочила Юхименке на руки. Он сейчас же сунул её в шинель, за пазуху.
Идём, - говорит.
Я глазам своим не верил. Идём по улице, несём такое чудо, и никто не знает, что у нас за пазухой.
Дорогой Юхименко мне говорил, чем кормить.
Всё ест, всё давай. Сладкое любит. Конфеты - беда! Дорвётся непременно обожрётся. Чай любит жидкий и чтоб сладкий был. Ты ей внакладку. Два куска. Вприкуску не давай: сахар сожрёт, а чай пить не станет.
Я всё слушал и думал: я ей и трёх кусков не пожалею, миленькая такая, как игрушечный человек. Тут я вспомнил, что и хвоста у ней нет.
Ты, - говорю, - хвост ей отрезал под самый корень?
Она макака, - говорит Юхименко, - у них хвостов не растёт.
Пришли мы к нам домой. Мама и девочки сидели за обедом. Мы с Юхименкой вошли прямо в шинелях.
Я говорю:
А кто у нас есть!
Все обернулись. Юхименко распахнул шинель. Никто ещё ничего разобрать не успел, а Яшка как прыгнет с Юхименки маме на голову; толкнулся ножками и на буфет. Всю причёску маме осадил.
Все вскочили, закричали:
Ой, кто, кто это?
А Яшка уселся на буфет и строит морды, чавкает, зубки скалит.
Юхименко боялся, что сейчас ругать его будут, и скорей к двери. На него и не смотрели - все глядели на обезьянку. И вдруг девочки все в один голос затянули:
Какая хорошенькая!
А мама всё прическу прилаживала.
Откуда это?
Я оглянулся. Юхименки уже нет. Значит, я остался хозяином. И я захотел показать, что знаю, как с обезьянкой надо. Я засунул руку в карман и крикнул, как давеча Юхименко:
Яшка, Яшка! Иди, я тебе что дам!
Все ждали. А Яшка и не глянул - стал чесаться меленько и часто чёрной лапочкой.
До самого вечера Яшка не спускался вниз, а прыгал по верхам: с буфета на дверь, с двери на шкаф, оттуда на печку.
Вечером отец сказал:
Нельзя её на ночь так оставлять, она квартиру вверх дном переворотит.
И я начал ловить Яшку. Я к буфету - он на печь. Я его оттуда щёткой он прыг на часы. Качнулись часы и стали. А Яшка уже на занавесках качается. Оттуда - на картину - картина покосилась, - я боялся, что Яшка кинется на висячую лампу.
Но тут уже все собрались и стали гоняться за Яшкой. В него кидали мячиком, катушками, спичками и наконец загнали в угол.
Яшка прижался к стене, оскалился и защёлкал языком - пугать начал. Но его накрыли шерстяным платком и завернули, запутали.
Яшка барахтался, кричал, но его скоро укрутили так, что осталась торчать одна голова. Он вертел головой, хлопал глазами, и казалось, сейчас заплачет от обиды.
Не пеленать же обезьяну каждый раз на ночь! Отец сказал:
Привязать. За жилет и к ножке, к столу.
Я принёс верёвку, нащупал у Яшки на спине пуговицу, продел верёвку в петлю и крепко завязал. Жилет у Яшки на спине застёгивался на три пуговки. Потом я поднёс Яшку, как он был, закутанного, к столу, привязал верёвку к ножке и только тогда размотал платок.
Ух, как он начал скакать! Но где ему порвать верёвку! Он покричал, позлился и сел печально на полу.
Я достал из буфета сахару и дал Яшке. Он схватил чёрной лапочкой кусок, заткнул за щёку. От этого вся мордочка у него скривилась.
Я попросил у Яшки лапу. Он протянул мне свою ручку.
Тут я рассмотрел, какие на ней хорошенькие чёрные ноготки. Игрушечная живая ручка! Я стал гладить лапку и думаю: совсем как ребёночек. И пощекотал ему ладошку. А ребёночек-то как дёрнет лапку - раз - и меня по щеке. Я и мигнуть не успел, а он надавал мне оплеух и прыг под стол. Сел и скалится. Вот и ребёночек!
Но тут меня погнали спать.
Я хотел Яшку привязать к своей кровати, но мне не позволили. Я всё прислушивался, что Яшка делает, и думал, что непременно ему надо устроить кроватку, чтоб он спал, как люди, и укрывался одеяльцем. Голову бы клал на подушечку. Думал, думал и заснул.
Утром вскочил - и, не одеваясь, к Яшке. Нет Яшки на верёвке. Верёвка есть, на верёвке жилет привязан, а обезьянки нет. Смотрю, все три пуговицы сзади расстёгнуты. Это он расстегнул жилет, оставил его на верёвке, а сам драла. Я искать по комнате. Шлёпаю босыми ногами. Нигде нет. Я перепугался. А ну как убежал? Дня не пробыл, и вот на тебе! Я на шкафы заглядывал, в печку - нигде. Убежал, значит, на улицу. А на улице мороз - замёрзнет, бедный! И самому стало холодно. Побежал одеваться. Вдруг вижу, в моей же кровати что-то возится. Одеяло шевелится. Я даже вздрогнул. Вот он где! Это ему холодно на полу стало, он удрал и ко мне на кровать. Забился под одеяло. А я спал и не знал. Яшка спросонья не дичился, дался в руки, и я напялил на него снова синий жилет.
Когда сели пить чай, Яшка вскочил на стол, огляделся, сейчас же нашёл сахарницу, запустил лапу и прыг на дверь. Он прыгал так легко, что, казалось, летает, не прыгает. На ногах у обезьяны пальцы, как на руках, и Яшка мог хватать ногами. Он так и делал. Сидит, как ребёнок, на руках у кого-нибудь и ручки сложил, а сам ногой со стола тянет что-нибудь.
Стащит ножик и ну с ножом скакать. Это чтобы у него отнимали, а он будет удирать. Чай Яшке дали в стакане. Он обнял стакан, как ведро, пил и чмокал. Я уж не пожалел сахару.
Когда я ушёл в школу, я привязал Яшку к дверям, к ручке. На этот раз обвязал его вокруг пояса веревкой, чтобы уж не мог сорваться. Когда я пришёл домой, то из прихожей увидал, чем Яшка занимается. Он висел на дверной ручке и катался на дверях, как на карусели. Оттолкнётся от косяка и едет до стены. Пихнёт ножкой в стену и едет назад.
Когда я сел готовить уроки, я посадил Яшку на стол. Ему очень нравилось греться около лампы. Он дремал, как старичок на солнышке, покачивался и, прищурясь, глядел, как я тыкаю пером в чернила. Учитель у нас был строгий, и я чистенько написал страницу. Промокать не хотелось, чтобы не испортить. Оставил сохнуть. Прихожу и вижу: сидит Яков на тетради, макает пальчик в чернильницу, ворчит и выводит чернильные вавилоны по моему писанию. Ах ты, дрянь! Я чуть не заплакал с горя. Бросился на Яшку. Да куда! Он на занавески - все занавески чернилами перепачкал. Вот оно почему Юхименкин папа на них с Яшкой сердился…
Но раз и мой папа рассердился на Яшку. Яшка обрывал цветы, что стояли у нас на окнах. Сорвёт лист и дразнит. Отец поймал и отдул Яшку. А потом привязал его в наказанье на лестнице, что вела на чердак. Узенькая лесенка. А широкая шла из квартиры вниз.
Вот отец идёт утром на службу. Почистился, надел шляпу, спускается по лестнице. Хлоп! Штукатурка падает. Отец остановился, стряхнул со шляпы. Глянул вверх - никого. Только пошёл - хлоп, опять кусок извёстки прямо на голову. Что такое?
А мне сбоку было видно, как орудовал Яшка. Он наломал от стенки извёстки, разложил по краям ступенек, а сам прилёг, притаился на лестнице, как раз у отца над головой. Только отец пошёл, а Яшка тихонечко толк ножкой штукатурку со ступеньки и так ловко примерил, что прямо отцу на шляпу, - это он ему мстил за то, что отец вздул его накануне.
Но когда началась настоящая зима, завыл ветер в трубах, завалило окна снегом, Яшка стал грустным. Я его всё грел, прижимал к себе. Мордочка у Яшки стала печальная, обвисшая, он подвизгивал и жался ко мне. Я попробовал сунуть его за пазуху, под куртку. Яшка сейчас же там устроился: он схватился всеми четырьмя лапками за рубаху и так повис, как приклеился. Он так и спал там, не разжимая лап. Забудешь другой раз, что у тебя живой набрюшник под курткой, и обопрёшься о стол. Яшка сейчас лапкой заскребёт мне бок: даёт мне знать, чтоб осторожней.
Вот раз в воскресенье пришли в гости девочки. Сели завтракать. Яшка смирно сидел у меня за пазухой, и его совсем не было заметно. Под конец раздали конфеты. Только я стал первую разворачивать, вдруг из-за пазухи, прямо из моего живота, вытянулась мохнатая ручка, ухватила конфету и назад. Девочки взвизгнули от страха. А это Яшка услышал, что бумагой шелестят, и догадался, что едят конфеты. А я девочкам говорю: «Это у меня третья рука; я этой рукой прямо в живот конфеты сую, чтоб долго не возиться». Но уж все догадались, что это обезьянка, и из-под куртки слышно было, как хрустит конфета: это Яшка грыз и чавкал, как будто я животом жую.
Яшка долго злился на отца. Примирился Яшка с ним из-за конфет. Отец мой как раз бросил курить и вместо папирос носил в портсигаре маленькие конфетки. И каждый раз после обеда отец открывал тугую крышку портсигара большим пальцем, ногтем, и доставал конфетки. Яшка тут как тут: сидит на коленях и ждёт - ёрзает, тянется. Вот отец раз и отдал весь портсигар Яшке; Яшка взял его в руку, а другой рукой, совершенно как мой отец, стал подковыривать большим пальцем крышку. Пальчик у него маленький, а крышка тугая и плотная, и ничего не выходит у Яшеньки. Он завыл с досады. А конфеты брякают. Тогда Яшка схватил отца за большой палец и его ногтем, как стамеской, стал отковыривать крышку. Отца это рассмешило, он открыл крышку и поднёс портсигар Яшке. Яшка сразу запустил лапу, награбастал полную горсть, скорей в рот и бегом прочь. Не каждый же день такое счастье!
Был у нас знакомый доктор. Болтать любил - беда. Особенно за обедом. Все уж кончили, у него на тарелке всё простыло, тогда он только хватится поковыряет, наспех глотнёт два куска:
Благодарю вас, я сыт.
Вот раз обедает он у нас, ткнул вилку в картошку и вилкой этой размахивает - говорит. Разошёлся - не унять. А Яша, вижу, по спинке стула поднимается, тихонько подкрался и сел у доктора за плечом. Доктор говорит:
И понимаете, тут как раз… - И остановил вилку с картошкой возле уха - на один момент всего. Яшенька лапочкой тихонько за картошку и снял её с вилки - осторожно, как вор.
И представьте себе… - И тык пустой вилкой себе в рот. Сконфузился думал, стряхнул картошку, когда руками махал, оглядывается. А Яшки уж нет сидит в углу и прожевать картошку не может, всю глотку забил.
Доктор сам смеялся, а всё-таки обиделся на Яшку.
Яшке устроили в корзинке постель: с простыней, одеяльцем, подушкой. Но Яшка не хотел спать по-человечьи: всё наматывал на себя клубком и таким чучелом сидел всю ночь. Ему сшили платьице, зелёненькое, с пелеринкой, и стал он похож на стриженую девочку из приюта.
Вот раз я слышу звон в соседней комнате. Что такое? Пробираюсь тихонько и вижу: стоит на подоконнике Яшка в зелёном платьице, в одной руке у него ламповое стекло, а в другой - ёжик, и он ёжиком с остервенением чистит стекло. В такую ярость пришёл, что не слыхал, как я вошёл. Это он видел, как стёкла чистили, и давай сам пробовать.
А то оставишь его вечером с лампой, он отвернёт огонь полным пламенем лампа коптит, сажа летает по комнате, а он сидит и рычит на лампу.
Беда стало с Яшкой, хоть в клетку сажай! Я его и ругал и бил, но долго не мог на него сердиться. Когда Яшка хотел понравиться, он становился очень ласковым, залезал на плечо и начинал в голове искать. Это значит, он вас уже очень любит.
Надо ему выпросить что-нибудь - конфет там или яблоко, - сейчас залезет на плечо и заботливо начинает лапками перебирать в волосах: ищет и ноготком поскрёбывает. Ничего не находит, а делает вид, что поймал зверя: выкусывает с пальчиков чего-то.
Вот раз пришла к нам в гости дама. Она считала, что она раскрасавица. Разряженная. Вся так шёлком и шуршит. На голове не причёска, а прямо целая беседка из волос накручена - в завитках, в локончиках. А на шее, на длинной цепочке, зеркальце в серебряной оправе.
Яшка осторожно к ней по полу подскочил.
Ах, какая обезьянка миловидная! - говорит дама. И давай зеркальцем с Яшкой играть.
Яшка поймал зеркальце, повертел - прыг на колени к даме и стал зеркальце на зуб пробовать.
Дама отняла зеркальце, зажала в руке. А Яшке хочется зеркало получить. Дама погладила небрежно Яшку перчаткой и потихоньку спихивает с колен. Вот Яшка и решил понравиться, подольститься к даме. Прыг ей на плечо. Крепко ухватился за кружева задними лапками и взялся за причёску. Раскопал все завитки и стал искать.
Дама покраснела.
Пошёл, пошёл! - говорит.
Не тут-то было! Яшка ещё больше старается: скребёт ноготками, зубками щёлкает.
Дама эта всегда против зеркала садилась, чтоб на себя полюбоваться, и видит в зеркале, что взлохматил её Яшка, - чуть не плачет. Я двинулся на выручку. Куда там! Яшка вцепился что было силы в волосы и на меня глядит дико. Дама дёрнула его за шиворот, и своротил ей Яшка причёску. Глянула на себя в зеркало - чучело чучелом. Я замахнулся, спугнул Яшку, а гостья наша схватилась за голову и - в дверь.
Безобразие, - говорит, - безобразие! - И не попрощалась ни с кем.
«Ну, - думаю, - держу до весны и отдам кому-нибудь, если Юхименко не возьмёт. Уж столько мне попадало за эту обезьянку!»
И вот настала весна. Потеплело. Яшка ожил и ещё больше проказил. Очень ему хотелось на двор, на волю. А двор у нас был огромный, с десятину. Посреди двора был сложен горой казённый уголь, а вокруг склады с товаром. И от воров сторожа держали на дворе целую свору собак. Собаки большие, злые. А всеми собаками командовал рыжий пёс Каштан. На кого Каштан зарычит, на того все собаки бросаются. Кого Каштан пропустит, и собаки не тронут. А чужую собаку бил Каштан с разбегу грудью. Ударит, с ног собьёт и стоит над ней, рычит, а та уж и шелохнуться боится.
Я посмотрел в окно - вижу, нет собак во дворе. Дай, думаю, пойду, выведу Яшеньку погулять первый раз. Я надел на него зелёненькое платьице, чтобы он не простудился, посадил Яшку к себе на плечо и пошёл. Только я двери раскрыл, Яшка - прыг наземь и побежал по двору. И вдруг, откуда ни возьмись, вся стая собачья, и Каштан впереди, прямо на Яшку. А он, как зелёненькая куколка, стоит маленький. Я уж решил, что пропал Яшка, - сейчас разорвут. Каштан сунулся к Яшке, но Яшка повернулся к нему, присел, прицелился. Каштан стал за шаг от обезьянки, оскалился и ворчал, но не решался броситься на такое чудо. Собаки все ощетинились и ждали, что Каштан.
Я хотел броситься выручать. Но вдруг Яшка прыгнул и в один момент уселся Каштану на шею. И тут шерсть клочьями полетела с Каштана. По морде и глазам бил Яшка, так что лап не видно было. Взвыл Каштан, и таким ужасным голосом, что все собаки врассыпную бросились. Каштан сломя голову пустился бежать, а Яшка сидит, вцепился ногами в шерсть, крепко держится, а руками рвёт Каштана за уши, щиплет шерсть клочьями. Каштан с ума сошёл: носится вокруг угольной горы с диким воем. Раза три обежал Яшка верхом вокруг двора и на ходу спрыгнул на уголь. Взобрался не торопясь на самый верх. Там была деревянная будка; он влез на будку, уселся и стал чесать себе бок как ни в чём не бывало. Вот, мол, я - мне нипочём!
А Каштан - в ворота от страшного зверя.
С тех пор я смело стал выпускать Яшку во двор: только Яшка с крыльца все собаки в ворота. Яшка никого не боялся.
Приедут во двор подводы, весь двор забьют, пройти негде. А Яшка с воза на воз перелетает. Вскочит лошади на спину - лошадь топчется, гривой трясёт, фыркает, а Яшка не спеша на другую перепрыгивает. Извозчики только смеются и удивляются:
Смотри, какая сатана прыгает. Ишь ты! У-ух!
А Яшка - на мешки. Ищет щёлочки. Просунет лапку и щупает, что там. Нащупает, где подсолнухи, сидит и тут же на возу щёлкает. Бывало, что и орехи нащупает Яшка. Набьёт за щёки и во все четыре руки старается нагрести.
Но вот нашёлся у Якова враг. Да какой! Во дворе был кот. Ничей. Он жил при конторе, и все его кормили объедками. Он разжирел, стал большой, как собака. Злой был и царапучий.
И вот раз под вечер гулял Яшка по двору. Я его никак не мог дозваться домой. Вижу, вышел на двор котище и прыг на скамью, что стояла под деревом. Яшка, как увидел кота, - прямо к нему. Присел и идёт не спеша на четырёх лапах. Прямо к скамье и глаз с кота не спускает. Кот подобрал лапы, спину нагорбил, приготовился. А Яшка всё ближе ползёт. Кот глаза вытаращил, пятится. Яшка на скамью. Кот всё задом на другой край, к дереву. У меня сердце замерло. А Яков по скамье ползёт на кота. Кот уж в комок сжался, подобрался весь. И вдруг - прыг, да не на Яшку, а на дерево. Уцепился за ствол и глядит сверху на обезьянку. А Яшка всё тем же ходом к дереву. Кот поцарапался выше - привык на деревьях спасаться. А Яшка на дерево, и всё не спеша, целится на кота чёрными глазками. Кот выше, выше, влез на ветку и сел с самого краю. Смотрит, что Яшка будет делать. А Яков по той же ветке ползёт, и так уверенно, будто он сроду ничего другого не делал, а только котов ловил. Кот уж на самом краю, на тоненькой веточке еле держится, качается. А Яков ползёт и ползёт, цепко перебирая всеми четырьмя ручками. Вдруг кот прыг с самого верху на мостовую, встряхнулся и во весь дух прочь без оглядки. А Яшка с дерева ему вдогонку: «Йау, йау», - каким-то страшным, звериным голосом - я у него никогда такого не слышал.
Теперь уж Яков стал совсем царём во дворе. Дома он уж есть ничего не хотел, только пил чай с сахаром. И раз так на дворе изюму наелся, что еле-еле его отходили. Яшка стонал, на глазах слезы, и на всех капризно смотрел. Всем было сначала очень жалко Яшку, но когда он увидел, что с ним возятся, стал ломаться и разбрасывать руки, закидывать голову и подвывать на разные голоса. Решили его укутать и дать касторки. Пусть знает!
А касторка ему так понравилась, что он стал орать, чтобы ему ещё дали. Его запеленали и три дня не пускали на двор.
Яшка скоро поправился и стал рваться на двор. Я за него не боялся: поймать его никто не мог, и Яшка целыми днями прыгал по двору. Дома стало спокойнее, и мне меньше влетало за Яшку. А как настала осень, все в доме в один голос:
Куда хочешь убирай свою обезьянку или сажай в клетку, а чтоб по всей квартире эта сатана не носилась.
То говорили, какая хорошенькая, а теперь, думаю, сатана стала. И как только началось ученье, я стал искать в классе, кому бы сплавить Яшку. Подыскал наконец товарища, отозвал в сторону и сказал:
Хочешь, я тебе обезьянку подарю? Живую.
Не знаю уж, кому он потом Яшку сплавил. Но первое время, как не стало Яшки в доме, я видел, что все немного скучали, хоть признаваться и не хотели.
